История одного стихотворения. Тот старый дом

Родная земля поэта Евгения Федоровича Маркина, - это деревня Клетино Касимовского района Рязанской области. Отсюда он вышел и сюда вернулся, прожив всего сорок один год. Журналист, редактор молодежной газеты «Рязанский комсомолец» Владимир Панков написал литературный портрет «Евгений Маркин – имя собирательное», где вспоминает декабрь 1978 года, когда он приехал на 40-й день помянуть своего друга: «Приезжих не было , только свои да деревенские старушки в черных платках, псалмы да заплаканная, совсем согнутая горем Женина няня – Мария МихайловнаМы зашли тогда в выстуженный Женин дом и растопили печь. В доме пусто. Лишь книги, иконы да названия ненаписанных, но задуманных уже, стихов на стене. Горела лампадка, и старушки тихо отпевали своего непутевого поэта: «До сорока дней душа еще летает, а после – уже нет!» не верилось, хоть умри

Так прошла его короткая земная жизнь. Кто-то Женю исподтишка предавал. Кто-то на последние крестьянские гроши предавал земле. Кто-то, слишком завистливый и недобрый, предавал его жизнь суетной и пошлой огласке. Кто-то помнил и чтил, не давая в обиду. Так давайте же мы все, наконец, ПРЕДАДИМ ЕГО ВЕЧНОСТИ, где и должно быть настоящему поэту».

Цель реферата – провести литературоведческий анализ стихотворения Евгения Маркина «Тат старый дом» (1978г. ) и на основе выявления литературного и жизненного контекста произведения определить место этого стихотворения в творчестве поэта.

В работе использованы поэзия и проза Евгения Маркина воспоминания сестры поэта Татьяны Павловны Канунниковой, сына поэта Романа Евгеньевича Маркина, а также поэзия и литературно-критические статьи о поэте в СМИ, видеоряд по материалам семейного архива и публикациям в сети Интернет составила

В старом родительском доме висит сегодня картина касимовского художника А. Шмелева с символическим названием «Погост». В этом селе на старом кладбище и похоронили Евгения Маркина.

Тема родины – основная в его творчестве, а начиналось все в «простой, неприметной деревеньке, затерянной в далекой Мещере». Сын поэта, Роман Евгеньевич Маркин, писал: «Любовь к отчему краю, кровное родство со своими земляками, готовность разделить с ними все их радости и боли – этим жива его душа».

В повести «Там в саду при долине» Евгений Маркин так описывал свои родные места: « для меня первое представление о родине – это неоглядная панорама Оки, которая открывается с высокого каменистого берега, от дома старого бакенщикаНигде потом в целом мире не встречал я такой красоты! Ока в здешнем течении широка и спокойна. Справа, слева и сзади к деревне подступают могучие темные леса. Впереди – сразу же за Окой – широкий заливной луг. А за лугом – старица. А за старицей – древний курганКогда я сразу же по приезде впервые поднимаюсь на этот каменистый утес, меня всякий раз охватывает легкий трепет. И вмиг все мысли , все настроения – к черту! Остается одно чувство – восторг! Восторг и нежная, сосущая душу тоска. О чем? Я не знаю».

Уже в ранних стихах, написанных в период студенческого расставания с домом, мамой, родными он с любовью вспоминает деревенскую жизнь, особенности домашнего быта:

В доме - праздник: режут поросенка!

Взялся дед прикалывать его.

И с утра печалится сестренка:

Ведь живое существо!

(ст. «Праздник», 1959г. )

Он тоскует по дому, живя в чужом городе на квартире:

Блудный сын, покинувший деревню,

Получивший в городе жилье,

Я о ней грущу до одуренья,

Я в двойном ответе за нее!

(1977г. )

Невзгоды и печали скрашиваются мыслью, что в далекой деревне моя мать до рассвета не спит, потому что ей слышно, как неровно стучит мое сердце

(ст. «Вот какая забота», 1959г. )

Родной дом становится художественным образом, символом приюта, тихой гавани, пристанища, где его ждут всегда, простят всегда, согреют всегда, поймут и пожалеют, дадут силы жить дальше. В этом же стихотворении он предвидит:

(Мост в деревне Клетино)

И в закатную пору,

Последней доверившись силе,

Я тебя на ладонях

Окровавленное

Принесу

К деревянному дому,

Откуда мы в бой уходили

Поэт оказался пророком. Свое окровавленное сердце он принес к порогу старого дома, приютившего его после 561 дня заключения в лечебно-трудовом профилактории (ЛТП). Здесь он прожил в одиночестве четыре года. Из этого дома вынесли гроб с его телом. Он умер 17 ноября 1979г.

Стихотворение «Тот старый дом» написано в 1978 году, за год до смерти, и оно как бы завершает тему родительской избы (стихотворения «Изба» 1964 г. , «Весна на даче» 1977г. , «Задурили вьюги» 1976 г. )

Я живу в деревне на отшибе,

На задворках матушки-зимы.

Ни визитов к дачникам соседним.

Ни кино. Ни писем. Ни гостей.

Лишь приемник – кроткий собеседник –

Перед сном подбросит новостей.

(1976г. )

От отчаяния и тоски спасало Евгения Маркина, как он сам признавался, лишь то, что ощутив в груди самой

Азарт иного работяги,

Я вдруг скорей лечу домой,

Где ждут перо и лист бумаги.

Живой собеседник последних дней поэта – старый дом строился в пятидесятые годы (1954-1956г. г. ), на этом же месте стоял дом, который перед войной срубил отец поэта, так и не вернувшийся с фронта. Он позже сгорел. Художественно осмысливая то давнее прошлое, Евгений Маркин писал в повести «Там в саду при долине»: «В памяти смутно, как в туманном кинокадре стоит эпизод: отец в последний раз спускается по ступенькам с высокого, еще не достроенного, не опоясанного перилами крыльца, и я – трехлетний карапуз – хватаюсь за его колени и в каком-то недобром, недетском предчувствии истошно реву: «Не уходи!. » Над деревней опускался вечер – вечер двадцать второго июня сорок первого года»

Сестра поэта, Татьяна Павловна Канунникова, вспоминает: « Живой собеседник последних дней поэта – старый дом строился из двух половин. Мама говорила отцу: «Свою половину я подпишу Женьке, а ты свою – Таньке». Так и случилось. Когда Женя вернулся из ЛТП, он боялся жить в рязанской своей квартире, там поселился его приятель. А Женя наведывался в Рязань лишь изредка, когда становилось уж совсем невмоготу». Билась всегда мысль:

Зачем они меня сажали?

А для острастки. На потом!

Какую славу мне стяжали?

Трепла! Продажного притом.

Не батогами, не гужами –

Оно больней, когда ничем

Зачем во тьме меня держали

Они-то ведали, зачем!

Меня сажали?!

А им был нужен мой позор

(«Темнота», 1978г. )

Вспоминая о пережитом, Евгений Маркин писал:

Здесь даже вдохновенья не поймать!

А если стих и вырвется – не скоро.

И может, даже к лучшему, что мать

Не дожила до моего позора.

Вчера мне снилось милое крыльцо.

Заветный сон – уже разнообразье,

Ведь вдоль забора,

В придорожной грязи,

Я каждый камень изучил в лицо.

Роман Маркин, сын поэта, составитель сборника стихов и прозы «Серебряный вальс», пишет: «Самый трагический период его жизни – исключение из Союза писателей. И – 561 день за решеткой «учреждения п/я 25/4». Истинной причиной наказания было опубликованное в 1970 году в журнале «Новый мир» стихотворение «Белый бакен», посвященное опальному тогда Александру Исаевичу Солженицыну».

Снеся все «удары и утраты», поэт поселился в деревенском доме, «где матери недремлющая тень» хранила его, давала силы для неистощимого оптимизма. Он готовил к изданию книги «Разница во времени» (издательство «Молодая гвардия») и «Мещерские сосны» (издательство «Современник»).

Вместе со старой няней сажал огород. Это о ней он пишет в рассказе «Нянька»: « Всю свою жизнь она нянчит чужих детей. Впрочем, какие же мы ей чужие! Она была младшей, седьмой дочерью в семье моего деда – безлошадного горшечника из мещерской деревни Клетино. Нянька с пяти лет горбата, потому ее не пустили в школу, и старшие сестры, поочередно выходя замуж, поочередно рожая, отдавали ей на руки своих детей. Нас, племянников, у нее более двадцати, и всех выходила она, всех выпестовала, присматривая порой сразу за двоими-троими. Каждому из нас она вторая мать!»

Лишь одно не угадал Евгений Маркин, когда в 1968 году написал этот рассказ и сожалел, что нянька Мария Михайловна стара и больна. Он думал, что «не будущим летом, так двумя-тремя годами позже встретит на деревенском кладбище еще один сизый дубовый крест, и сразу померкнет, осиротеет мир».

Через 10 лет в ноябрьскую промозглость проводила старая нянька своего любимого племянника Женьку, схоронила, пережилаЕй было легче – она верила в Бога, верила, что встретится с ним в Вечности.

Вот почему завершает свой рассказ Евгений Маркин словами молитвы, вкладывая в нее свой смысл :

- Да святится имя твое, пресвятая дева Мария!.

На жизнь в эти годы поэт зарабатывал тем, что занимался оформительской деятельностью: рисовал плакаты, делал стенды, таблички. Его тогда не печатали, само имя было под запретом. Помогали родные и редкие приезды друзей. Последний свой день рождения 22 августа 1979 года, по воспоминаниям сестры поэта, он отмечал радостно, был счастлив, не знал, где посадить гостей, чем их накормить. Не хватало ему в деревне общения с поэтами, поэтому настоящим праздником стал приезд Владимира Панкова, который написал о Евгении Маркине : «Прошедший все муки земного ада, он до смертного дня оставался последним рыцарем ископаемого ныне ордена романтиков». После смерти поэта единственная газета – «Рязанский комсомолец», редактором которой тогда был В. Панков, поместила некролог, а его публикация в газете «Труд» защитила от клеветы имя Евгения Маркина.

Анализ стихотворения «Тот старый дом»

Стихотворение, написанное за год до смерти поэта, завершает тему отчего дома. Старый дом – это художественный образ огромной обоб-щающей силы, это живой собеседник, это спасение, пристанище – вот почему так сжимается сердце от метафоры Е. Маркина:

Давным-давно ты всех распроводил, неугомонный некогда домина

Так и представляешь дом, наполненный голосами, шумом, гамом радостной детворы. Но это все – воспоминание. Реальность лирического героя иная. Это возвращение в отчий дом на изломе жизни:

Когда тобой помыкает судьба, когда снесешь удары и утраты, как славно знать, что в мире есть изба, тот угол, где родился ты когда-то.

Совсем неважно, что это уже другой дом ( в реальности построенный на месте когда-то проданного и сгоревшего). Поэт передает щемящее чувство любви к родине в таких простых, знакомых каждому сердцу образах. Стихотворение написано пятистопным ямбом, первый и последний катрен не разрываются, спокойный ритм отражает чувства тоски, грусти, одиночества, мечту о познании высшей тайны бытия:

И, подбородком подпершись в ладонь, безмолвно причащаясь к высшей тайне, глядеть, глядеть в раздумье на огонь и вспоминать о пройденном скитанье.

Образ старого дома создается легкими, почти акварельными мазками:

Там тихо-тихо

Сырость, пыль и темь

Там если что и светится – гнилушки

Трижды автор использует особую фигуру речи – умолчание, которое выражено столь значащими многоточиями. Мы слышим эту тишину, вдыхаем «пыль и темь», различаем холодный свет гнилушек. Но главное, что неудержимо влечет сюда лирического героя – «матери недремлющая тень» - так рано ушедшей из жизни, осиротившей сына.

Вторая часть стихотворения наполнена движением, здесь все – порыв, нетерпение, страстное ожидание и желание свидания – свидания с животворящим старым домом:

И вот, когда он грянет, этот миг – поймать попутку!

Торопить дорогу!

И, спрыгнув через рощу, напрямик

Шагать туда, к заветному порогу!

Короткие инфинитивные односоставные предложения, все три – восклицательные. Особую динамичность придают глаголы движения: поймать, торопить, шагать. Нетерпение лирического героя – в выразительной метафоре – «торопить дорогу». Наше воображение завершает картину: вот в кузове грузовика стоит, вглядываясь в даль человек. Он не дожидается конца пути, спрыгивает и почти бежит лесом к родимому дому, к «заветному порогу».

Для лирического героя важно, что его ожидания никогда не обманываются – даже если никого нет в доме, сам Дом тебя ждет и всегда впустит:

Достанешь ржавый ключ из-под стрехи,

Откроешь дверь.

Швырнешь рюкзак у двери

Твой дом отпустит все твои грехи!

Не попрекнет. Поймет тебя. Поверит.

Опять развернутая метафора – дом – это свято, это высшая реальность, обладающая властью отпускать грехи и прощать. Чрезвычайно выразительна парцелляция: «Не попрекнет. Поймет тебя. Поверит. » Однородные сказуемые, разделенные точкой и анафорически усиленные (у всех одинаковый первый слог – ПО) наполнены особого смысла. В этом мечта лирического героя – быть понятым и прощенным хоть кем-нибудь. И старый дом дает такое прощение.

И уже ничто не страшно, уже тепло в доме от затопленной печки, уже можно бесконечно смотреть на огонь, согревая озябшее сердце:

Затопишь печь.

Пошевелишь дрова.

Затянешься глотками папироски

Вот так бы и сидеть –

И час, и два

На низенькой скамье по- стариковски!

Стихотворение написано перекрестной рифмой, которая очень разнообразна: мужская рифма – судьба-изба, стрехи-грехи, женская рифма – гнилушки-безделушки, тайне-скитанье рифма точная и неточная: у двери - поверит, распроводил – забыл составная – утраты – когда-то, домина – до мига.

Обратим внимание на лексику. Евгений Маркин, создавая это лирическое стихотворение, использовал разговорную лексику, передающую простоту и естественность жизни: «помыкает судьба», «снесешь удары и утраты», «гнилушки», «безделушки», «швырнешь», «поймать попутку». И все же это стихотворение наполнено глубоким философским смыслом, вот почему появляется лексика книжная: «матери недремлющая тень», «безмолвно причащаясь к высшей тайне», «скитанье».

Все средства выразительности: тропы, стилистические фигуры, разнообразный синтаксис, контрастность лексики подчинены одной художественной задаче – передать в образе старого дома щемящее чувство родины, преданности своим животворящим истокам, памяти предков, верности своему кресту, радость безмолвного причастия «высшей тайне» - тайне мироздания, высшей Любви.

Это стихотворение мастера художественного слова, истинного поэта не только по призванию, но и по образованию – Евгений Маркин учился в Литературном институте им. Горького, в 1958 году, выдержав огромный конкурс, он поступил туда и оказался в гуще литературных событий тех лет.

Размышляя о литературной судьбе своего отца, Роман Маркин писал: «Стихи этого последнего, клетинского периода одни из самых сильных в творчестве поэта. Осмысливая свою жизнь и свой путь в литературе, он вновь и вновь приходит к выводу: другой судьбы у него быть не могло, он сам выбрал свой крестный путь, уготованный на этом свете всем русским поэтам».

А старый дом поэта продолжает жить. Теперь в Клетино ежегодно проводится литературный праздник, в первый раз, состоявшийся в 1987 году по инициативе Александра Дмитриевича Канунникова, Нины Андреевны Чиженковой и Николая Степановича Грачева. На доме установлена мемориальная доска.

« У каждого большого художника, - писал Роман Маркин, - реалии «малой родины», того уголка земли, где он родился и вырос, вырастают до символов Отечества, которому все мы навеки принадлежим. Природное «чувство родины» делает поэзию Евгения Маркина искусством высокого гражданского звучания, а его самого – достойным наследником лучших традиций русской классической литературы».