«Молитвы» Марины Цветаевой

Тезисы:

1. Жанр «молитвы» в силу своей сокровенности, философской отмеченности полнее всего раскрывает психологическую глубину лирического сознания поэта, переломные периоды его творчества.

2. Прежде чем обратиться непосредственно к художественному материалу, следует коснуться религиозности Цветаевой. Этот вопрос чрезвычайно сложен и требует специального изучения, тем более что сведения о религиозности поэтессы противоречивы.

3. «Молитва» (1909 г. ) - это поэтическая мольба о смерти: «Ты дал мне детство- лучше сказки/ И дай мне смерть – в семнадцать лет!». Что значит эта просьба о смерти, просьба не от отчаяния и безысходности - от восторга?! Чтобы понять это, необходимо представить себе формирование личности и поэтической позиции юной Цветаевой, восторженно поклоняющейся героям революции. Наполеону, поэтам-романтикам - Гейне, Новалесу, Байрону, Росстану.

4. В 1918 году она пишет одно из самых пронзительных стихотворений-обращений в жанре молитвы - «Царь и Бог! Простите малым». Чаще всего его толковали как своеобразный политический манифест поэта. Но Цветаева никогда не была политическим поэтом, поэтому молитва о прощении - это скорее, надмировая, надысторическая позиция:

5. 1930-е годы в жизни Цветаевой отмечены углублением духовного кризиса, ощущением «бездомья» вечного странничества, одиночества. Мотивы усталости, равнодушия, одиночества всё чаще появляются в творчестве последних лет эмиграции. В такой атмосфере рождается последняя молитва Марины Цветаевой – стихотворение «Сад» («За этот ад, за этот бред», 1934)

Жизнь посылает некоторым поэтам такую судьбу, которая с первых же шагов сознательного бытия ставит их в самые благоприятные условия для развития природного дара. Такой (яркой и трагической) была судьба Марины Цветаевой, крупного и значительного поэта первой половины XX века.

Целью всей моей работы является показать место «Молитвы» как жанра в русской литературе и в частности влияние их на творчество М. Цветаевой. Проводя свое исследование по теме «Молитвы» Марины Цветаевой, я хотела углубить свои знания о поэзии и поэтическом процессе первой половины XX века.

Ее личность и поэзия (для нее это нерасторжимое единство) резко выходили из общего круга традиционных представлений, господствующих литературных вкусов. В этом была и сила, и самобытность ее поэтического слова. Исследуя огромное поэтическое наследие Цветаевой (кроме лирики – 17 поэм, 8 стихотворных драм, автобиографическая, мемуарная, истоpико - литеpатуpная и философско - критическая проза), я поставила перед собой задачу: найти стихотворения – «Молитвы» и доказать, что каждое из подобных произведений является этапным в жизни и творчестве поэтессы.

Так же я считаю немаловажным этапом своей работы полные анализы «Молитв» Цветаевой, т. к. они позволят современному читателю лучше понять творчество поэтессы и ее внутренний мир. Мир женщины, которая еще в ранней юности убежденно провозгласила жизненный принцип быть только самой собой, ни в чем не зависеть ни от времени, ни от среды, обернувшийся в дальнейшем неразрешимыми противоречиями трагической личной судьбы.

Жанр «Молитвы»: истоки и традиции

Молитва в толковом словаре имеет два лексических значения:

1. В религии: установленный канонический текст, произносимый при обращении к Богу, к святым. Молитвы «Верую», «Отче наш».

2. Моление, обращённое к Богу, к святым. Благодарственная м. М. -покаяние.

Эволюция любого поэта, как правило, прослеживается в наиболее характерных произведениях, ставших хрестоматийными и отражающих тот или иной этап в развитии его поэтического мышления. В то же время в творчестве очень многих поэтов-классиков есть жанр, который в силу своей сокровенности, философской отмеченности полнее всего раскрывает психологическую глубину лирического сознания поэта переломные периоды его творчества. Традиции этого жанра восходят к средневековой лирике, хотя истоки его отмечены уже в античности. И хотя в общепринятую жанровую иерархию он не вписан, но его замечательные образцы проходят через всю мировую поэзию и принадлежат представителям самых разных направлений и религиозных конфессий.

Это жанр «молитвы» - лирического произведения, обращенного к Богу, но при этом «вбирающего» в себя не только уровень личностного сознания, но и аккумулирующего философские экзистенциальные основы бытия. В большинстве своем эти произведения относятся к шедеврам мировой лирики. Среди них стихотворения А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Ф. Ю. Тютчева, А. А. Фета, А. А. Ахматовой, М. И. Цветаевой и др. Будучи поставленными в один ряд, они могут быть интересны в сравнении, в соотнесенности общего и индивидуального, так как позволяют рассмотреть творчество поэта в широком контексте, обозначить как его творческую эволюцию, так и эволюцию поэтического сознания 19-20 веков.

Некий парадокс, а скорее закономерность, заключается в том, что почти все «молитвы» затрагивают тему смерти, чаще всего обращение к Богу есть мольба о смерти, отражающая не только отношение к миру, в котором пребывает лирический герой (от восторга до резкого неприятия и бунта), но и воплощающая модель художественной вселенной поэта. Такие произведения есть и в лирике Цветаевой.

О религиозности поэтессы

Марина Цветаева- поэт сложной творческой судьбы и поэтической эволюции. Не примыкавшая ни к каким направлениям и течениям русской поэзии первой трети 20 века, она сама была огромным поэтическим миром, фокусирующим все стихи, весь комплекс философско-эстетических исканий своего времени. Творчество Цветаевой, порожденное эпохой порубежья, связано с многовековой человеческой культурой: русской и зарубежной, языческой и христианской, ее лирическая героиня отражает все грани этой культуры- от грешной мятежницы, «чернокнижницы» до смиренной богомолки и одухотворенной Офелии.

Однако, прежде чем обратиться непосредственно к художественному материалу, следует коснуться религиозности Цветаевой. Этот вопрос чрезвычайно сложен и требует специального изучения, тем более что сведения о религиозности поэтессы противоречивы. В ряде писем ( к В. Розанову, А. Тесковой, Р. Гулю) она подчеркивала свою нецерковность и безверие; храмы любила только пустыми, но обрядности придавала очень большое значение. «Стихи, - признавалась в письме к Гулю,- третье царство, вне добра и зла, также далеки от церкви как от науки. Стихи это последний соблазн землиее прелестнейшая плоть. Посему все мы, поэты, будем осуждены». 1

Современники говорили о трагическом неверии Цветаевой (Г. Струве), о пантеизме (Ю. Иваск), о вечным поисках Бога (В. Лосская). По свидетельству ее дочери А. С. Эфрон, «настоящей религиозности не было Антирелигиозности в ней тоже не было, хотя она не любила священников Она была верующая скорее языческого толка. Она понимала понятия: совесть, грех, возмездие, дух, рок Но, конечно, высшая духовная стихия у нее была». Мотив святости, праведности в большинстве стихотворений цикла 1916 года «Стихи о Москве». Этот мотив связан с образом странников – слепцов, с образом лирической героини:

Надену крест серебряный на грудь,

Перекрещусь и тихо тронусь в путь

По старой по дороге Калужской.

Мотив странничества связан напрямую с образом лирической героини Цветаевой. Вся ее жизнь странничество, неприкаянность, самоотречение, непокой.

В православно-конфессиональном смысле Цветаеву нельзя рассматривать как христианскую поэтессу, потому что невозможно, чтобы христианская поэтесса называла Бога «стройнейшим гимнастом» или стариком, согнувшимся от забот, а душу «христианской немощью бледной», и в то же время в неправославной традиции как широкого культурного и эмоционального пласта она не существует: настолько богат христианский контекст ее поэзии.

1 Цветаева М. Письма к Гулю// Здесь и теперь. М. , 1992 № 2

Пожалуй, точнее всего сказала сама Цветаева в письме А. Берг: «у меня с Богом свой счет. К нему - свой ход, который мимо и через - над моей головой двойной свет: последнего язычества и первого христианства». Поэтому в творчестве поэта есть место всем богам, христианство тесно связано с эллинской культурой и даже с древней архаикой, эстетическое освоение религии идет через широкие культурные пласты, в том числе и через пласт низовой культуры. «Божественная» в ее поэтическом сознании сращено с демоническим, бесовским.

В автобиографическом эссе «Черт» Цветаева пытается объяснить эту вечную борьбу Бога и Черта в своем сознании: «Бог был чужой, Черт – родной. Бог был – холод, Черт- жар. И никто из них не был добр, и никто- зол. Только одного я любила, другого – нет Одного мне - тасканиями в церковь, стояниями в церкви навязывали, одного меня заставляли, а другой - сам, и никто не знал».

В таком сложном, противоречивом контексте и следует рассматривать «молитвы» Цветаевой. Ее творческому мировидению в полной мере можно отнести известную характеристику М. Гершензона, данную Лермонтову, Гоголю, Тютчеву, Толстому, Достоевскому, которые «все обожают беззаконную, буйную, первородную силу, хотят ей одной свободы, но и как тоскуют по святости и совершенству».

«Молитвы» М. Цветаевой

1909 год «Христос и Бог! Я жажду чуда»

Христос и Бог! Я жажду чуда

Теперь, сейчас, в начале дня!

О, дай мне умереть, покуда

Вся жизнь как книга для меня.

Ты мудрый, ты не скажешь строго:

- "Терпи, еще не кончен срок".

Ты сам мне подал - слишком много!

Я жажду сразу - всех дорог!

Всего хочу: с душой цыгана

Идти под песни на разбой,

За все страдать под звук органа

И амазонкой мчаться в бой;

Гадать по звездам в черной башне,

Вести детей вперед, сквозь тень

Чтоб был легендой - день вчерашний,

Чтоб был безумьем - каждый день!

Люблю и крест, и шелк, и каски,

Моя душа мгновений след.

Ты дал мне детство - лучше сказки

И дай мне смерть - в семнадцать лет!

Первое в ряду стихотворений - молитв Цветаевой - «Молитва» (1909 г. ), написанная 17-тилетней москвичкой, входящей в большой мир литературы («Христос и Бог! Я жажду чуда»). Это поэтическая мольба о смерти: «Ты дал мне детство- лучше сказки/ И дай мне смерть – в семнадцать лет!».

Что значит эта просьба о смерти, просьба не от отчаяния и безысходности- от восторга?! Чтобы понять это, необходимо представить себе формирование личности и поэтической позиции юной Цветаевой, восторженно поклоняющейся героям революции. Наполеону, поэтам-романтикам - Гейне, Новалесу, Байрону, Росстану. В течение 1908-1909 г. г. она увлеченно работает над русским переводом росстановского «Орленка». Летом 1909 года на спектакле, поставленном по этой пьесе, с незабываемой С. Бернар в главной роли, восторженная почитательница Росстана пыталась покончить с собой ( к счастью, пистолет дал осечку). Юная Цветаева с головой уходит в иную эпоху с сильными страстями и романтическими героями, с красивой любовью и с толь же красивой смертью Жизнь ее становится своеобразным продолжением книг, которые она читает, запершись в своей комнате, переоборудованной в наполеоновском стиле, с портретом Наполеона вместо образов. В такой атмосфере и рождаются строки «Молитвы»:

Всего хочу: с душой цыгана

Идти под песни на разбой,

За все страдать под звук органа

И амазонкой мчаться в бой;

Гадать по звездам в черной башне,

Вести детей вперед, сквозь тень

Чтоб был легендой - день вчерашний,

Чтоб был безумьем - каждый день!

Жизнь воспринимается лирической героиней книгой, и ее продолжением является смерть: «О, дай мне умереть, покуда/ Вся жизнь как книга для меня». Воспевая такую смерть, - красивую, романтически-книжную- она ощущала себя героиней бесконечного романа с амазонкой и с разбойниками, рыцарями и феями.

Цветаева не была одинока в своем понимании такой смерти: эстетизация смерти, характерная для целого ряда поэтов, становилась модной в культуре Серебряного века, литературная танатология составляет даже отдельные альманахи. Но «Молитва», на первый взгляд посвященная просьбе о смерти, на самом деле есть утверждение земных желаний во всей полноте восторга перед жизнью, в которую вступает ее лирическая героиня.

Этими же чувствами и идеализацией смерти проникнуты и другие произведения ранней Цветаевой, перекликающаяся «Молитвой»: «Уж сколько их упало в эту бездну» (1912 г. ), «Быть нежной, бешеной и шумной» (1913 г. ), «Генералам 12-го года» (1913 г. ).

Романтически-пантеистичекое восприятие мира, отношение к жизни и смерти как к красивой легенде, ужас перед запредельностью, «возмущение, что в могиле мы все равны»- все это в конце концов есть утверждение жизни, полной прелести и очарования:

Быть нежной, бешеной и шумной,

- Так жаждать жить!-

Очаровательной и умной,-

Прелестной быть!

Поэтому и посвящение «молодым генералам» завершается мотивом смерти как продолжение жизни-легенды:

Вы побеждали и любили

Любовь и сабли острие-

И весело переходили

В небытие.

В «Молитве» заметно влияние романтиков (Б. фон Арнима, Навалеса); стихотворение вступает в своеобразный диалог и с современной Цветаевой поэзией (З. Гиппиус, М. Лохвицкая), но для нас важнее увидеть здесь лермонтовский контекст ( как известно, в юности Цветаева испытала сильной влияние поэзии Лермонтова и называла его в числе любимых поэтов).

Сравните «Молитву» Цветаевой со стихотворением «Молитва» Лермонтова 1829 г. (автору пятнадцать лет, немногим меньше чем Цветаевой). Удивительно близки поэтические позиции авторов, лирические интонации, душевные переживания:

Не обвиняй меня, Всесильный,

И не карай меня, молю,

За то, что мрак земли могильный

С ее страстями я люблю

За то, что редко в душу входит

Живых речей Твоих струя,

За то, что в заблужденье бродит

Мой ум далеко от Тебя

Ритм, размер почти одинаковый; восторженное восприятие полноты жизни, романтическая гиперболизация чувств, ощущение смерти как состояние романтической души- все это, присуще мирочувствованию лирического героя Лермонтова, почти через столетие отозвалось в поэтическом сознании юной Цветаевой.

1918 год «Царь и Бог! Простите малым»

Царь и Бог! Простите малым -

Слабым – глупым – грешным - шалым,

В страшную воронку втянутым,

Обольщенным и обманутым, -

Царь и Бог! Жестокой казнию

Не казните Стеньку Разина!

Царь! Господь тебе отплатит!

С нас сиротских воплей – хватит!

Хвати, хватит с нас покойников!

Царский Сын, - прости Разбойнику!

В отчий дом - дороги разные.

Пощадите Стеньку Разина!

Разин! Разин! Сказ твой сказан!

Красный зверь смирен и связан.

Зубья страшные поломаны,

Но за жизнь его темную,

Да за удаль несуразную –

Развяжите Стеньку Разина!

Родина! Исток и устье!

Радость! Снова пахнет Русью!

Просияйте, очи тусклые!

Веселися, сердце русское

Царь и Бог! Для ради празднику –

Отпустите Стеньку Разина!

События 1914-1920 годов в Европе и России, духовный кризис, переживаемый русской культурой, определили трагический строй лирики Цветаевой этих лет. Романтическая поэтизация мира сменяется крушением иллюзий, ощущением трагизма и безнадежности бытия, усилившимися и под воздействием жизненных факторов: неизвестность с С. Я. Эфроном, смерть младшей дочери, война, революция, голодная и неуютная Россия. Традиционная для поэта антиномия «небесно-земное» усиливается, более резким становится контраст, разрыв между бытом и бытием, навсегда ставший основой поэтического мировидения Цветаевой. В противовес романтически приподнятым ранним стихам рождаются иные по тональности строки:

Есть на свете поважней дела

Страстных бурь и подвигов любовных.

Блаженство юношеской идиллии сменяется восприятием жизни, несущей «грехи, гроши, кровь, вероломство, дыры». Обращение к Богу, к небу в трагической ситуации все чаще встречается в творчестве Цветаевой. Но ее новые молитвы, пронизанные горькой иронией, не похожи на ранние:

Так дай нам вздоху

И дай нам поту-

Дабы снести нам

Твои щедроты!

С этого времени лирическая героиня Цветаевой вступает в конфликт с миром, утверждая идею самопожертвования-самосожжения в огне-поэзии (отсюда многочисленные культурные ассоциации и образы в ее лирике: Жанна д' Арк, Савонарола, птица Феникс и др. ):

Подставляю открытую грудь,

Познаю серединную суть.

Обязуюсь гореть и тонуть.

В 1918 году она пишет одно из самых пронзительных стихотворений-обращений в жанре молитвы - «Царь и Бог! Простите малым». Чаще всего его толковали как своеобразный политический манифест поэта. Но Цветаева никогда не была политическим поэтом, поэтому молитва о прощении - это скорее, надмировая, надысторическая позиция:

Царь и Бог! Простите малым -

Слабым – глупым – грешным - шалым,

В страшную воронку втянутым,

Обольщенным и обманутым

Образ Стеньки Разина-бунтовщика, самозванца, беззаконника, обманутого атамана, всегда волновавший поэтическое воображение Цветаевой,- становится здесь символом вневременным, воплощением стихийности, трагической разрушительной силы.

«Ключом» к этому стихотворению может быть написанное чуть раньше «Бог прав», в котором апокалипсическое состояние мира с его попранным словом, разрушение основ и устоев соотносится с правотой Творца, который НАД, ВНЕ земных измерений и моральных законов (своеобразное переосмысление Книги Иова).

Лирическая героиня Цветаевой будто мечется в поисках Бога, обретая и теряя веру. Поэтому в ее лирику этих лет активно проникает языческое мироощущение: в пантеоне ее богов не только христианский Бог, но и греческие боги («Хвала Афродите»), языческий «бог побегов» («Ханский полон»). Тема «неостановимого бега, бега как состояния» 2 , мотив плена, развернутый во многих произведениях, станут главными в ее творчестве.

Усилившись в годы эмиграции, эти мотивы определили цветаевскую концепцию жизни как «места, где жить нельзя». Её отношение к жизни приобретает форму резкого отказа, который для неё означает самоубийство.

Гробовое, глухое моё зимовье.

Смерти: инея на уста – красны –

Никакого иного себе здоровья

Не желаю от Бога и от весны - писала она в январе 1925 года, а в стихотворении из цикла «Стихи к Чехии» (1939) («О, слёзы на глазах!. ») ещё более открыто выразила своё отношение к жизни:

О, чёрная гора,

Затмившая – весь свет!

Пора – пора – пора

Творцу вернуть билет.

Не надо мне ни дыр

Ушных, ни вещих глаз.

На твой безумный мир

Ответ один – отказ.

2. Анна Саакянц. Комментарии к сборнику « Проза». Кишинев, « Лумина», 1986.

Это стихотворение воспринимается как бы намеренным опровержением «Молитвы», а скрытая цитата из Достоевского (в разговоре Ивана с Алёшей из «Братьев Карамазовых»: «А потому свой билет на вход спешу возвратить обратно». ) ещё больше акцентирует мироощущение Цветаевой в период эмиграции: Творцу «возвращают билет», когда жизнь становится невозможной.

1934 год «Сад»

1930-е годы в жизни Цветаевой отмечены углублением духовного кризиса, ощущением «бездомья» вечного странничества, одиночества. Несмотря на частые публикации её прозаических произведений в парижской эмигрантской периодике, настроение поэтессы было подавленным. По свидетельству М. Слонима, она при встрече с ним призналась: «Вера моя разрушилась, надежды исчезли, силы иссякли». Мотивы усталости, равнодушия, одиночества всё чаще появляются в творчестве последних лет эмиграции:

Тоска по родине! Давно

Разоблачённая морока!

Мне совершенно всё равно –

Где совершенно одинокой

Полная отрешенность ото всего мира людей и вещей выражена в этом стихотворении. Н. Берберова в книге «Курсив мой» вспоминает: «М. И. Цветаеву я видела в последний раз на похоронах () князя С. М. Волконского, 31 октября 1937 года. После службы в церкви на улице Франсуа – Жерар я вышла на улицу. Цветаева стояла на тротуаре одна и смотрела на нас полными слез глазами, постаревшая, почти седая, простоволосая, сложив руки у груди. Это было вскоре после убийства Игнатия рейса, в котором был замешан ее муж С. Я. Эфрон. Она стояла, как зачумленная, никто к ней не подошел. И я, как все, прошла мимо нее (). В Праге она (М. И. Цветаева) производила впечатление человека, отодвинувшего свои заботы, полного творческих выдумок, но человека, не видящего себя, не знающего своих жизненных возможностей, не созревшего для осознания своих настоящих и будущих реакций. Ее отщепенствочерез много лет выдало ее незрелость: отщепенство не есть, как думали когда-то, черта особенности человека, стоящего над другими, отщепенство есть несчастье человека – и психологическое, и онтологическое, - человека, недозревшего до умения соединиться с миром, слиться с ним и со своим временем, то есть с историей и с людьми».

В такой атмосфере рождается последняя молитва Марины Цветаевой – стихотворение «Сад» 1934 г. :

За этот ад, Сад: ни шажка!

За этот бред Сад: ни глазка!

Пошли мне сад Сад: ни смешка!

На старость лет. Сад: ни свистка!

На старость лет, Без ни - ушка

На старость бед: Мне сад пошли:

Рабочих – лет, Без ни – душка!

Горбатых – лет Без ни- души!

На старость лет Скажи: - Довольно муки, - на

Собачьих – клад: Сад одинокий, как сама

Горячих лет – Но около и сам не стань!

Прохладный сад Сад одинокий, как я сам

Для беглеца Такой мне сад на старость лет

Мне сад пошли: - Тот сад? А может быть - тот свет? -

Без ни – лица, На старость лет моих пошли-

Без ни – души! На отпущение души.

Отчасти это стихотворение - вариант автоцитации, истоки которой - в ряде стихотворений1930-х годов («Уединение: уйди», «О поэте не подумал. »). Мольба о смерти соотносится в стихотворении «Сад» с мотивом сада-рая, но устойчивая традиция здесь совершенно разрушена. Дело в том, что сад является во многих художественно-эстетических системах символом небесного рая, поэтому в поэзии романтиков, например, это место для размышлений, блаженства, поэтического уединения. В общекультурном библейском контексте образ сада трактуется как символ упорядоченности, духовных и нравственных добродетелей и даже противопоставлен природе как хаосу. Бог-творец и есть первый садовник и хранитель сада.

В эссе Цветаевой «Кедр», посвящённом С. Волконскому, она приводит эту ассоциацию: «Садовник. Учитель. Когда я думаю о Боге первых дней, я неуклонно вижу его садовником». Отсюда и секуляризация темы рая как сада идёт по линии чувственной идиллии среди зелени, с натуралистическим изображением цветов, источника, грядок. Сад у Цветаевой – это уход в вечность, покой, смерть, поэтому далёк от первозданного божественного «локуса». Более того, традиционный образ Бога-садовника превращён в одном из стихотворений в образ «Смерти-садовницы» («Где отступает любовь / Там подступает Смерть-садовница»).

В стихотворении отсутствует всякая атрибутика сада и остаются лишь два понятия, характеризующие его, он прохладный и «одинокий». Текст построен на отрицании: здесь говорится не о том, что должно быть в саду, а о том, чего в нём быть не должно – ада, бреда, горбатых лет, насмешек, жизненной муки. Сад оборачивается своей противоположностью: он – «пустой». Это очень важно для понимания поэтического мира Цветаевой, так как здесь разрушается символика сада как приюта поэта, не важно, в каком контексте он представлен: как поэтический космос Тютчева или первозданный хаос Пастернака («Плачущий сад», «Зеркало»). Даже внутренне близкий Цветаевой «сад» Блока («Соловьиный сад») обозначен зрительно: прохладная дорога, ручьи, соловьи и т. д.

Цветаевский сад как бы отодвинут от любого зрительного ряда, остаётся лишь прохлада – понятие, входящее в семантический ряд смерти-могилы. И если в юношеской «Молитве» через мольбу о смерти утверждалась радость жизни во всех её проявлениях, то в «Саде» книга жизни уже прочитана, и лирическая героиня бежит в пустоту покоя от всего, что с восторгом принимала.

В стихотворении «Сад» разрушается ещё один традиционный аспект символики сада-рая. Если с точки зрения теологии человек в раю всегда с Богом, созерцает Его, общается с Ним, то лирическая героиня Цветаевой в своём саду (одиноком!) Бога не приемлет: « Но около и Сам не стань! – Сад, одинокий, как ты сам».

Сад становится её лирическим двойником, внутренней духовной сутью (последние строки стихотворения – «на отпущение души» - это и есть та внутренняя свобода, которую несёт «тот свет»). Поистине трудно разглядеть за этими чувствами усталости и духовной опустошённости былой восторг «Молитвы» или бунтарские мотивы 1920-х годов, но, читая «позднюю» Цветаеву, всегда вспоминаешь строки ещё одного обращения к Богу из далёкого и страшного 1918 года:

Благодарю, о Господь,

За океан и за сушу,

И за прелестную плоть,

И за бессмертную душу.

4. Стихотворения, звучащие как «молитвы».

В своей работе я проанализировала только несколько молитв Марины Цветаевой. Стихотворений , которые построены в форме молитвы, звучат как молитвы, в поэтическом наследии поэтессы довольно много. Вот еще несколько подобных стихотворений:

За Отрока – за Голубя – за Сына,

За царевича младого Алексия

Помолись, церковная Россия!

Очи ангельские вытри,

Вспомяни, как пал на плиты

Голубь углицкий – Димитрий.

Ласковая ты, Россия, матерь!

Ах, ужели у тебя не хватит

На него – любовной благодати?

Грех отцовский не карай на сыне.

Сохрани, крестьянская Россия,

Царскосельского ягненка - Алексия!

Стихотворение «За Отрока – за Голубя – за Сына» написано 4 апреля 1917 года, его мы тоже можем отнести к «Молитвам». Лирическая героиня молится за душу царевича Алексея, сына Николая II. Она обращается к России, под словом Россия понимаем весь русский народ. Мало того лирическая героиня обращается к крестьянской России, ведь русскому человеку как никому другому свойственно умение прощать, русский человек умеет сострадать. Лирическая героиня умоляет не карать сына за грехи отца, т. к. это не по-христиански.

Оплакивая смерть царевича Алексея, молясь за его душу, Цветаева как будто предвидит скорую трагедию в своей жизни – гибель дочери Ирины.

Молитва морю.

Солнце и звезды в твоей глубине,

Солнце и звезды вверху на просторе.

Вечное море,

Дай мне и солнцу и звездам отдаться вдвойне.

Сумрак ночей и улыбку зари

Дай отразить в успокоенном взоре.

Вечное море,

Детское горе мое усыпи, залечи, раствори.

Влей в это сердце живую струю,

Дай отдохнуть от терпения – в споре.

Вечное море,

В мощные воды твои свой беспомощный дух предаю!

Море всегда ассоциируется со стихией, со свободной стихией. Именно к нему обращается с мольбой лирическая героиня Цветаевой, женщина с « гордым видом» и « бродячим нравом», носительница « страстной судьбы».

Русь для Цветаевой - достояние предков, Россия - не более как горестное воспоминание «отцов», которые потеряли родину, и у которых нет надежды обрести ее вновь, а «детям» остается один путь - домой, на единственную родину, в СССР. Столь же твердо Цветаева смотрела и на свое будущее. Она понимала, что ее судьба – разделить участь «отцов». У нее захватало мужества признать историческую правоту тех, против которых она так безрассудно восставала. Личная драма поэтессы переплеталась с трагедией века. Она увидела звериный оскал фашизма и успела проклясть его. Последнее, что Цветаева написала в эмиграции, - цикл гневных антифашистских стихов о растоптанной Чехословакии, которую она нежно и преданно любила. Это поистине «плач гнева и любви», Цветаева теряла уже надежду - спасительную веру в жизнь. Эти стихи ее, - как крик живой, но истерзанной души:

О, черная гоpа,

Затягившая весь свет!

Поpа - поpа - поpа

Твоpцу вернуть билет.

Отказываюсь - быть

В Бедламе - нелюдей

Отказываюсь - жить

С волками площадей3

Личная драма поэтессы переплеталась с трагедией века. Она увидела звериный оскал фашизма и успела проклясть его. Последнее, что Цветаева написала в эмиграции, - цикл гневных антифашистских стихов о растоптанной Чехословакии, которую она нежно и преданно любила. Это поистине "плач гнева и любви", Цветаева теряла уже надежду - спасительную веру в жизнь. Эти стихи ее, - как крик живой, но истерзанной души:

Hа этой ноте последнего отчаяния оборвалось творчество Цветаевой. Дальше осталось просто человеческое существование. И того - в обрез.

3 Марина Цветаева. Стихотворения. Поэмы. Драматические произведения. М. , "Художественная литература" 1990г. , с. 162

Как и многим поэтам ее поколения, Марине Цветаевой присуще ощущение трагизма мира. Конфликт со временем оказался неизбежен. Но поэзия Цветаевой противостоит не времени, не миру, а живущей в нем пошлости, серости, мелочности: «Что же мне делать, певцу и первенцу, в мире, где наичернейший-сер». Цветаевой суждено было стать летописцем своей эпохи. Почти не затронув трагической истории XX века в своем творчестве, она раскрыла трагедию мироощущения человека, современника. Марину Цветаеву - поэта - не спутаешь ни с кем другим. Её стихи можно безошибочно узнать по особому распеву, не общей интонации. С юношеских лет уже начала сказываться особая цветаевская хватка в обращении со стихотворным словом, стремление к афористи - ческой чёткости и завершённости. Подкупала также конкретность этой лирики.

Марина Цветаева - большой поэт, и вклад её в культуру русского стиха ХХ века значителен. Наследие поэтессы велико и трудно обозримо.

Среди созданного ею, кроме лирики - 17 поэм, 8 стихотворных драм, авто -

Биографическая, мемуарная, историка - литературная проза.

Марину Ивановну не впишешь в рамки литературного течения, границы исторического отрезка. Она необычайно своеобразна, трудно - охватимо и всегда стоит особняком.

"Цветаева - звезда первой величины. Кощунство кощунств отно - ситься к звезде как к источнику света, энергии или источнику полезных ископаемых. Звёзды - это всколыхающая духовный мир человека тревога, импульс и очищение раздумий о бесконечности, которая нам непостижима" - так отозвался о творчестве Цветаевой поэт Латвии

О. Вициетис. Время увидело Марину Цветаеву, признало её нужной и позвало. Она пришла уверенно, её позвал её час, её настоящий час. Теперь видно - в чём и насколько она была впереди.