Мария Лазич и Афанасий Фет: трагедия любви – поэзия любви

А. А. Фет в воспоминаниях современников

«Вся мировая радость и сладость любви растворилась в утонченнейшую стихию и наполняет ароматными парами его страницы, вот почему от его стихотворений замирает сердце, кружится голова».

К. Айхенвальд.

«Он в своем роде поэт единственный, несравненный, дающий нам чистый и настоящий поэтический восторг, истинные бриллианты поэзии Фет есть истинный пробный камень для способности понимать поэзию».

В. А. Страхов.

«Большая половина стихов Фета дышит самою искреннею свежестью, которая покоряет себе сердца читателей , а романсы на его стихи распевает чуть ли не вся Россия».

М. Е. Салтыков-Щедрин.

«И откуда у этого добродушного толстого офицера берется такая непонятная лирическая дерзость, свойство великих поэтов».

Л. Н. Толстой.

«Мотивы Фета заключают в себе иногда такие тонкие. , можно сказать, эфирные оттенки чувств, что нет возможности уловить их в определенных отчетливых чертах и их только чувствуешь в той внутренней музыкальной перспективе».

В. П. Боткин.

«Фет в лучшие свои минуты выходит из пределов, указанной поэзии, и смело делает шаг в нашу область Это не просто поэт, скорее поэт-музыкант ».

П. И. Чайковский.

«Смело можем сказать, что человек понимающий поэзию и охотно открывающий душу свою ее ощущениям, ни в одном русском авторе, после Пушкина, не почерпнет столько поэтического наслаждения, сколько доставит ему Фет».

Н. А. Некрасов.

«Фет – поэт единственный в своем роде, не имеющий равного себе ни в одной литературе».

А. Н. Толстой.

«Фет – один из самых производительных русских лириков».

Я. П. Полонский.

Одна из немногих неразгаданных тайн природы - рождение таланта. А. А. Фет родился в самом центре России на Орловщине; именно Орел, по словам Н. С. Лескова «вспоил на своих мелких водах столько русских литераторов, сколько не поставил их на службу Родины никакой другой русский город». С этим краем связаны имена И. С. Тургенева, Л. Андреева, И. Бунина, самого Н. С. Лескова. Но как здесь, на «мелких водах» мценской речки Зуши, могла появиться столь непривычная для русского уха фамилия – Фет? Мне хотелось, как можно больше узнать о жизни этого великого поэта, его творчестве, исследовать мотивы его лирики. Итак, цель моего проекта: понять в чем истоки творчества поэта? Как любовь повлияла на творчество и жизнь А. А. Фета. Читая и размышляя над автобиографической книгой А. А. Фета «Ранние годы моей жизни», его стихами я все более и более убеждалась, что в личности Фета удивительным образом сошлись два абсолютно разных человека : опытный, немного грубоватый, битый жизнью практик и вдохновенный неутомимый буквально до последнего вздоха (а умер он в возрасте 72 лет) певец красоты, гармонии и любви. Долгую трудную жизнь прожил А. Фет : наполненную радостью счастьем, любовью, жизнь, где были разочарования, падения, взлеты, трагедии. Сложной была и его литературная судьба. Были почитатели, но и критики того времени ,которые не жаловали поэта их коробило вольное обращение Фета с русской грамматикой , «нелепые словосочетания, не желание считаться с обыденной логикой, его обвиняли в узости мышления и пропаганде «чистого искусства». А сам Фет? Как он относился к этому? Он бросал вызов общественному мнению. В 1859 в журнале «Русское слово» он опубликовал статью, где писал, что искусству не пристало придерживаться каких-то «направлений», оно должно служить «чистой красоте». И дальше в своих воспоминаниях он продолжает эту мысль, что миссия творца-поэта в преодолении жизненных страданий. Подобный человек, по его мнению должен очистить себя от всего низменного и пробудить свою душу «для вдохновенья, для звуков сладких и молитв», как писал А. С. Пушкин. Фет берет, эти слова эпиграфом к своему поэтическому манифесту «Муза», заявляя : Пленительные сны лелея на Яву, своей Божественною властью я к наслаждению высокому зову и к человеческому счастья. Фет понимал, что жизнь тяжела и полна страданий. Но люди рождены для счастья. Где его взять? В природе, общаясь с ней, в любви, в творчестве. Три этих «вершины» и стали основой его поэтического пространства: «Как богат я в безумных стихах». Не в этом ли истоки творчества А. А. Фета? И поэтому мне столь близки и понятны исследования Д. Д. Благого, который писал, что Фет в своих стихах выступал «не как воинствующий проповедник чистого искусства в противовес шестидесятникам, а создавал свой собственный и самоценный мир». Мир это наполнен истинными переживаниями, духовными стремлениями и глубоким чувством надежды, отраженными в стихах А. Фета, особенно в его любовной лирике. А для Фета тема любви, явилась основополагающей, во всем его творчестве до конца жизни. Ведь у Фета была не только необычная судьба, но и исключительная любовь. Любовь яркая, сложная, трагичная и вечная к Марии Лазич. Ей он посвятил вдохновенные строки: И хоть жизнь без тебя суждено мне влачить, но мы с тобой – нас нельзя разлучить. Нет, я не изменил, до старости глубокой я тот же преданный, я раб твоей любви. Любовь - прекрасное чувство, и каждый человек хочет любить и быть любимым. Любовная лирика Фета дает нам понять все, что он испытал, пережил, потерял. Возможно, встреча с любимой девушкой раскрыла в нем талант великого поэта, который написал такие замечательные стихи о любви, пронизанные тонкостью и изяществом выраженных в них чувств ,наполненные естественностью, искренностью, счастьем, радостью, жаждой жизни? А может быть, если бы не было бы такой утраты для поэта, как смерть любимой, не было бы и таких стихов, наполненных грустью, тоской , затрагивающих самые сокровенные струны души? Итак, цель моего проекта : понять в чем истоки творчества поэта? Как любовь повлияла на творчество и жизнь А. А. Фет. А для того, чтобы ответить на этот вопрос, понять , разобраться, мне необходимо расширить свои знания о творчестве и жизни Фета. Я ранжировала цели по срокам их достижения: долгосрочная - «Проект»; ближайшие - сбор материала и впечатлений, которые помогут мне ответить на поставленный вопрос, а потом поделиться открытиями с другими. На первом этапе, посещая школьную библиотеку, читальный зал г. Пушкино я изучила много дополнительной литературы, чтобы как можно больше узнать о сложной и загадочной жизни А. А. Фета. Это прежде всего: воспоминания А. А. Фета «Ранние годы моей жизни»; воспоминания Л. Н. Толстого, И. С. Тургенева, Ф. И. Тютчева, Н. В. Гоголя, Н. А. Некрасова, А. Григорьева и других; статью Д. Д. Благого «Мир как красота» (о «Вечерних огнях» А. А. Фета). На втором этапе я поставила цель, окунуться в ту историческую эпоху, в которой жил и создавал свои произведения Фет. Мне хотелось познакомиться с общественно-политической жизнью России 19 века. Ведь было время философских исканий славянофилов и западников, время революционных идей народников, время, связанное с именами В. Г. Белинского, А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского. Третий этап-это работа с Интернетом, откуда я почерпнула много интересных фактов и фотографий из жизни А. А. Фета. Четвертый этап работы над проектом был неожидан и очень интересен, т. к. совершенно случайно я нашла фильм о литературных достопримечательностях Орловщины и воочию увидела эти прекрасные места, где прошли годы жизни А. А. Фета. И последний пятый этап был самым волнующим и впечатляющим: я читала стихи Фета-это чистая поэзия в том смысле, что там нет ни капельки прозы. Он пишет о самом простом - о природе, о самых простых движениях души, даже о минутных впечатлениях. Его поэзия радостна, светла, естественна, она наполнена светом и покоем. А любовная лирика меня просто потрясла: она глубоко трагична, но сколько в ней надежды и упования! Итак, работа над проектом закончена. Я многое поняла и осмыслила, познавая творчество Фета, например, что человек счастлив, если живет в гармонии с собой и с окружающим миром. Стихи А. А. Фета стали для меня «маленькими зарисовками» из его жизни, в которые я сама проникла и переживала вместе с поэтом. Ведь любовная лирика Фета - самая откровенная страница его поэзии. Сердце писателя открыто, драматизм его стихов буквально потрясает, ни смотря на то что, как правило, основная их тональность светлая, мажорная. Мне кажется время безоговорочно подтвердило ценность его поэзии, показало, что она нужна нам , людям 21 века, потому что говорит о вечном и самом сокровенном, открывает красоту окружающего мира. Я работала над проектом с интересом, я достигла поставленной цели и осталась довольна собой. И не только: большую помощь в выборе темы и подборе литературы, грамотному оформлению проекта, оказала мне, мой учитель русского языка и литературы Калинина И. В. Когда возникали трудности в работе, мне помогала мама в подборе и систематизации материала; папа в оформлении проекта на компьютере; я часто советовалась с бабушкой, которая проработала учителем литературы 50 лет – она была для меня самым благодарным слушателем. Я провела большую работу , но не хочется ставить точку. Почему? Я планирую продолжить знакомство с творчеством Фета, потому что это было очень интересно и, конечно, полезно для общего кругозора , для воспитания души. – Я ведь так мало знаю о его публицистике, прозе, письмах, переводах, мемуарах. – Мне захотелось разобрать некоторые лирические стихи А. А. Фета с позиции лингвистики и литературоведения. – Познать Фета как поэта- музыканта ведь к его поэзии обращались лучшие композиторы П. И. Чайковский, Н. А. Римский – Корсаков, С. В. Рахманинов и другие. – И как поэта- философа, который первым перевел на русский язык трактат немецкого философа Шопенгауэра «Мир как воля и представление». – И конечно же, посетить родные места Фета, г. Орел и город Мценск.

Творчество Афанасия Афанасьевича Фета (1820-1892) - одна из вершин русской лирики. Фет – поэт великий, поэт гениальный. Сейчас в России нет человека, который не знал бы стихотворений Фета. Ну, хотя бы «Я пришел к тебе с приветом» или «На заре ты её не буди». В тоже время действительного представления о масштабах этого поэта многие не имеют. Представление о Фете искажено, начиная даже с внешнего облика. Например, часто встречаются его портреты, которые были сделаны в период его предсмертной болезни, где лицо его страшно искажено, распухшие глаза - старик в состоянии агонии. Между тем Фет, как видно из портретов, сделанных в период его расцвета, и человеческого и поэтического, - был самым красивым из русских поэтов. Судьба Фета-человека и Фета-поэта необычная, сложная и во многом весьма драматичная. Вместе с тем, при всей своей оригинальности, судьба эта носит отчетливые приметы времени, тесно связана с ритмами движения русской общественной жизни в русской литературе середины и второй половины Х1Х века. Равным образом литературная судьба не только органически соотносится, но очень причудливо переплетается с его жизненной судьбой. Афанасий Афанасьевич Фет - Шеншин прожил долгую жизнь. Родился он в октябре или ноябре 1820 года, почти одновременно с выходом в свет первого большого создания русской литературы Х1Х века – поэмы Пушкина «Руслан и Людмила», умер 21 ноября 1892 года, примерно через два месяца после появления в печати первого произведения Максима Горького и в период выхода первых сборников стихов русских модернистов. Как видим, в хронологических рамках его жизни происходит всё развитие русской классической литературы Х1Х столетия. Жизнь Фета – студента, офицера, помещика, камергера двора его императорского величества – протекала на виду у всех и во время, от нас не слишком отдаленное. Тем не менее, некоторые основные моменты ее были окутаны покровом густой, почти непроницаемой тайны, до конца не раскрытой и сейчас и окрасившей её в глубоко трагичные тона. Драма связана с тайной рождения Фета. Осенью 1820 года его отец Афанасий Неофитович Шеншин увез из Германии жену чиновника Карла Фёта в своё родовое поместье. Через месяц родился ребёнок и был записан сыном А. Н. Шеншина. Незаконность этой записи обнаружилась, когда мальчику было 14 лет. Он получил фамилию Фет и в документах стал называться сыном иностранного поданного. А. А. Фет много усилий потратил на то, чтобы вернуть фамилию Шеншина и права потомственного дворянина. До сих пор до конца не разгадана тайна его рождения. Если он сын Фета, то отец И. Фет был двоюродным дедушкой последней русской императрицы. Драма тайны рождения была утратой всего, чем А. А. Фет неотъемлемо обладал, - дворянского звания, положения в обществе, имущественных прав, даже национальности, русского гражданства. Старинный потомственный дворянин, богатый наследник внезапно превратился в «человека без имени» - безвестного иностранца весьма темного и сомнительного происхождения. И Фет воспринял это как мучительный позор, набрасывавший, по понятиям того времени, тень не только на него, но и на горячо любимую им мать, как величайшую катастрофу, «изуродовавшую» его жизнь. Вернуть то, что было им, казалось, так непоправимо утрачено, вернуть всеми средствами, не останавливаясь ни перед чем, если нужно, всё принося в жертву, стало своего рода навязчивой идеей, идеей-страстью, определившей, в сущности, весь его жизненный путь. Оказывала это влияние, и порой весьма роковое, и на его литературную судьбу. Древние говорили - поэтами рождаются. И Фет, действительно, родился поэтом. Замечательная художественная одаренность составляла суть его сути, душу его души. Уже с детства был он «жаден до стихов»; испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение, «повторяя сладостные стихи» автора «Кавказского пленника» и «Бахчисарайского фонтана». В немецком пансионе ощутил и первые «потуги» к поэтическому творчеству: «В тихие минуты полной беззаботности я как будто чувствовал подводное вращение цветочных спиралей, стремящихся вынести цветок на поверхность; но в конце концов оказывалось, что стремились наружу одни спирали стеблей, на которых никаких цветов не было. Я чертил на своей аспидной доске какие-то стихи и снова стирал их, находя их бессодержательными». Стихи Фет продолжал слагать с еще большим рвением и в пансионе историка, писателя, журналиста, близкого к Пушкину и Гоголю, профессора Погодина, в который поступил для подготовки в московский университет, и, в особенности, в самом университете. Этому способствовала и дружба с Аполлоном Григорьевым – его сверстником, будущим поэтом, своеобразным и выдающимся критиком. Оба друга «упивались» поэзией, «принимая иногда, - иронически добавляет Фет, - первую лужу за Иппокрену». В доме Григорьевых, который Фет называл «истинной колыбелью» своего «умственного я», собирался кружок студентов, куда, в частности, входили будущий поэт Полонский, будущий историк С. М. Соловьев, отец философа и поэта Владимира Соловьева. Первое «благословение» на серьезную литературную работу Фет получил от Гоголя, которому через Погодина передал образцы своего творчества. Гоголь советовал продолжать: «Это несомненное дарование». В пору пребывания в университете Фет выпустил первый сборник своих стихов. Называется он несколько затейливо «Лирический пантеон». В издании сборника деятельности помогал Аполлон Григорьев. Сборник оказался убыточным. Выход «Лирического пантеона» не принес Фету положительного удовлетворения и радости, но, тем не менее, заметно воодушевил его. Он стал писать стихи больше и энергичнее, чем прежде. И не только писать, но и печататься. Его охотно печатают два крупнейших журнала «Москвитянин» и «Отечественные записки». Более того, некоторые стихи Фета попадают, в известную в то время «Хрестоматию» А. Д. Галахова, первое издание которой вышло в 1843 году. В «Москвитянине» Фет начал печататься с конца 1841 года. Редактором этого журнала были профессора Московского университета – М. П. Погодин и С. П. Шевырев. С середины 1842 года Фет начал печататься в журнале «Отечественные записки», ведущим критиком которого был великий Белинский. В течение нескольких лет, с 1841 до 1845-го, Фет напечатал в этих журналах 85 стихотворений, в том числе и хрестоматийное стихотворение «Я пришел к тебе с приветом». Первая беда, постигшая Фета, связана с матерью. Мысль о ней вызывала нежность и боль. В ноябре 1844 года наступила её смерть. Хотя ничего неожиданного в смерти матери не было, весть об этом потрясла Фета. Тогда же, осенью 1844 года, умирает скоропостижно дядя Фета, бра Афанасия Неофитовича Шеншина, Петр Неофитович. Он обещал оставить Фету свой капитал. Теперь он умер, а деньги его загадочным образом исчезли. Это было еще одним потрясением. После смерти Петра Неофитовича, у Фета начинаются финансовые проблемы. И он решает пожертвовать литературной деятельностью и поступить на военную службу. 21 апреля 1845 года Фет был принят унтер-офицером в кирасирский (кавалерийский) Военного Ордена полк. К этому времени он почти совсем простился с поэзией. В течение трех лет, с 1841 по 1843 год, он много писал и много печатался, но в 1844 году, видимо по причине известных нам тяжелых обстоятельств, заметен спад в творчестве: в этом году он написал всего десять оригинальных стихотворений и перевел тринадцать од римского поэта Горация. В 1845 году создано всего пять стихотворений. Сохранились письма поэта 1847-1851гг. к И. Борисову, в которых он не раз жалуется на тиски жизненных обстоятельств. Вечное безденежье, неопределенность, тоска Похоже, в 1847-м корнету Афанасию Фету уже все изрядно надоело. Все, что пишет он Ивану Борисову о своем положении, выдает его отчаяние, уязвленное честолюбие, попытки превозмочь скуку и тоску. «Господи, когда ты меня возьмешь из этого сумасшедшего дома»; «через час по столовой ложке лезут разные гоголевские Вии на глаза, да еще нужно улыбаться»; «просто невыносимо». Хотя внешне все выглядит довольно благополучно: Фет – адъютант полкового командира Энгельгардта, он часто ездит, бывает в Елисаветграде, где время от времени устраиваются войсковые смотры, в которых принимает участие сам царь-батюшка. В свободные дни ходит охотиться на вальдшнепов Но тоска, тоска. «Проклятая армейщина»,- жалуется Фет Борисову. И в то же время Фет настойчиво и ревностно продолжал вести свою «ложную, труженическую, безотрадную жизнь», хотя и сравнивал себя с мифологическим Сизифом. «Как Сизиф, тащу камень счастия на гору, хотя он уже бесконечные разы вырывался из моих рук». Но возможность отступиться от поставленной цели Фет категорически отвергал: «Ехать домой, бросивши службу, я и думать забыл, это будет конечным для меня истреблением». Впрочем, дальше следует слова об отраде и о тех местах, где ее порой удавалось найти: « Только и отрады, что съездить куда-нибудь к помещику». Судя по всему, Афанасий Фет был желанным гостем во многих усадьбах. Однажды его пригласил на именины своей сестры Николай Дмитриевич Золотницкий, отставной поручик, живший в Александрии. Там, в доме уездного предводителя дворянства, Фет познакомился с молодым семейством, которое в течение нескольких лет будет дарить поэту столь желанную для него отраду. Вот эта чета: Алексей и Александра Брежские. Владельцы роскошного «дворянского гнезда» в селе Березовка недалеко от Александрии, где вскоре побывает Фет. Как он и сам напишет в воспоминаниях, Березовка «с ее жителями и посетителями представляет главный центр моей тогдашней задушевной жизни». Фет очень подробно расскажет о Брежских и их Березовке. В старости, сидя над страницами собственных мемуаров, он будет писать о своих друзьях влюбленно поэтому даже патетически: «О, мой, дорогой, мой лучший друг поэт! Могу ли я без умиления вспомнить годы нашей встречи и дружбы?» Да, Алексей Федорович тоже страстно любил поэзию; он понимал, что корнет Фет, его гость,- поэт необыкновенный. Понимала это и Александра Львовна, женщина во всех отношениях незаурядная. Восхищенный Фет писал о ней «Темнорусая и голубоглазая, жена его, среднего роста, кидалась в глаза несравненной красотой». Великолепие красоты дополнялось образованностью, тонкостью вкусов и манер, музыкальной одаренностью Случалось так, что Александре Львовне суждено было оставить свои странички в биографиях двух великих поэтов Пушкина и Фета. Когда она была совсем маленькой, в село Сасовка, недалеко от Елисаветграда, где находилось родовое имение Добровольских, родителей Александры, неожиданно явилсяавтор «Руслана и Людмилы!» то было в те майские дни 1824 года, когда Пушкин по велению графа М. Воронцова ехал в херсонские степи «на саранчу». Семейство Льва Леонтьевича Добровольского, предводителя елисаветградского дворянства, как раз отмечало именины Елены Леонтьевны, сестры хозяина. Мемуаристы засвидетельствовали все до подробностей: запомнили даже, как трехлетняя Шурочка по просьбе отца пролепетала несколько пушкинских строк. А поэт прочитал её стихотворение «Адели»

Мне хочется процитировать те места из воспоминаний Фета, где он описывает усадьбу и «большой одноэтажный, обращенный подъездом к саду», ДОМ БРЖЕСКИХ в Березовке. Стоял он на берегу «небольшой речки, перепруженной плотиной и превращенной в громадный пруд (в котором, вспомнит Фет, всегда плавала пара лебедей) К этому пруду примыкал обширный английский сад, обнесенный стрельчатой деревянной решеткой с двумя такими же воротами, выходившими на широкую улицу.

Сад окаймлен был странными березами с гнездившимися на них аистами; но при этом в глубине его было столько лип, кленов и тополей, что, выйдя на крыльцо, можно было принять парк за лес. Влево от левых ворот в той же ограде находилось прекрасная сельская церковь» Были даже винокуренный завод и теплицы, зимний сад и оранжереяАлександра Львовна любила экзотические растения. Фету запомнилось, что внутри дома росли пальмы, олеандры и цветущие лимонные деревья. Из кабинета хозяйки был выход в цветник. А вот об интерьере: «Вся шелковая мебель с великолепной перламутровой инкрустацией была выписана из Вены. На стенах висели прекрасные гравюры, воспроизводившие сцены из Байрона, любимого поэта Алексея Федоровича». Именно через Бржеских он познакомился с дочерью бедного окрестного помещика, двадцатилетней девушкой Марией Козьминичной Лазич, которую называет в своих письмах и мемуарах вымышленным именем: Елена Ларина. Эту фамилию Фет придал ей явно не случайно. Как и пушкинская Татьяна, Мария Лазич была исключением в той среде, к которой принадлежала, - натурой незаурядной, талантливейшей музыкантшей, страстной любительницей поэзии, по начитанности стоявшей с веком наравне. Самое сближение её с Фетом произошло на почве увлечения обоих последним словом европейской литературы - восторженно встреченным Белинским и его кружком творчеством проповедницы женских прав Жорж Санд. Молодые люди были глубоко счастливы тем, что повстречали друг друга. Фет откровенно признался ей во всем, что мучило и терзало его. « Я ждал женщины, которая поймет меня, и дождался её»,- писал он тому же Борисову. По свидетельствам близко знавшим поэта современников, он пользовался большим успехом у женщин и всегда был в кого-нибудь влюблен, но любовь к Лазич, действительно, оказалась наиболее сильным и глубоким его чувством.

9 марта 1849 года Фет пишет И. П. Борисову:

«Я () встретил существо, которое люблю - и, что еще, глубоко уважаю. Существо, которое, если б я со временем – да какое у меня, больного человека, может быть время впереди – и сочетался законным браком хотя с царевной Помаре, то это существо стояло бы до последней минуты сознания моего передо мной - как возможность возможного для меня счастья и примирения с гадкою действительностью. » Встретился Афанасий Фет с ней на именинах Петковичей, родственников Александра Бржеского. Жили Петковичи в сельце Федоровка, о точном месте расположения которого ныне спорят кировоградские краеведы. Петковичи, Лазичи – фамилии сербские, что легко объяснить: в середине 18 века императрица Елисавета Петровна отдала эти степные земли переселенцам из Балкан для образования Новой Сербии. Исчезнувшая с карты Федоровка находилась где-то недалеко от Красноселья и Елисаветградки (теперь Александровский район Кировоградской области). Следы её стоит поискать хотя бы потому, что это была столица любви Афанасия Фета (впрочем, лучше сказать: столица его любовной лирики). В воспоминаниях поэта Мария Лазич представала как высокая «стройная брюнетка» с «необычной роскошью черных, с сизым отливом волос». Была она «великолепной музыкантшей». В 1847 году способности Марии высоко оценил приехавший с концерта в Елисаветград прославленный Ференц Лист. По словам Фета, Лист написал в альбом Марии Лазич «прощальную музыкальную фразу необыкновенной душевной красоты», и потом Мария не раз повторяла эту фразу на рояле.

Мария Лазич давно знала и любила стихи Фета. И вот в скромной федоровской усадьбе он неожиданно сам предстал перед ней! Удивительно ли, что «сдержанной, чтобы не сказать строгой», живущей напряженной внутренней жизнью и наверняка чувствующей себя духовно одинокой Марии Лазич, Фет был не просто интересен. Духовное общение побудило в ней любовь. «Мы не успевали наговориться,- вспоминал Фет о своих приездах в Федоровку,– Бывало, все разойдутся по своим местам, и время уже ха полночь, а мы при тусклом свете цветного фонаря продолжаем сидеть в аль- кове на диване. Никогда мы не проговаривались о наших взаимных чувствах» Афанасию Фету было 28, Марии Лазич – 22. Он скоро понял, что их разговоры о романах Жорж Санд, чтение стихов перерастают в нечто иное, - в « гордиев узел любви». «Пойду в поход – себя не жаль, потому что черт же во мне, а жаль прекрасного создания»,- писал Фет, воспоминающему Борисову.

« Я не женюсь на Лариной, и она это знает, а между тем умоляет не прерывать наших отношений, она передо мной чище снега – прервать неделикатно и не прервать неделикатно – она девушка – нужно Соломона»

Фет мог бы повторить, имея в виду себя самого, слова Пантелеймона Кулиша, путешествовавшего в этих же краях за несколько лет до него: «Мысль стоит у меня на страже чувства». Корнета Фета не покидала мысль о невозможности брака с Марией Лазич. Женись он на ней – и пришлось бы навсегда распрощаться со своей мечтой. «У ней ничего, и у меня ничего» Их счастье невозможно, не сомневался Фет, потому и писал Борисову

1 июля 1850 год «Я не женюсь на Лазич, и она это знает, а между тем умоляет не прерывать наших отношений () этот несчастный гордиев узел любви или как хочешь назови, который чем более распутываю, все туже затягиваю, а разрубить мечом не имею дух и сил. () Знаешь, втянулся в службу, а другое все только томит, как кошмар» Фет убеждал Марию , что им нужно расстаться. Лазич соглашалась на словах, но порвать отношения не могла. Не мог и Фет. Они продолжали встречаться. Проходит еще несколько месяцев. Фет пишет Борисову: «Давно подозревал я в себе равнодушие, а недавно чуть ли не убедился, что я более чем равнодушен. Итак, что же – жениться – значит приморозить хвост в Крылове (Местечко в Херсонской губернии, где был расквартирован пол Фета) и выставить спину под все возможные мелкие удары самолюбия. Расчету нет, любви нет, и благородства сделать несчастие того и другой я особенно не вижу». Вскоре Фету пришлось по служебной надобности на время уехать. Когда он вернулся, его ждала страшная весть: Марии Лазич уже не было в живых. Мария умерла страшной смертью, тайна которой, как и обстоятельства рождения Фета, так до конца и не раскрыты. По официальной версии, на ней загорелось платье от случайно оброненной спички, но есть основания думать, что это было сделано намеренно. Охваченная пламенем, она воскликнула: «Ради Бога, спасите письма» - письма Фета к ней, « бросилась по ступеням в сад. Там, пробежав, насколько хватило сил, она упала вся обгоревшая». Спасти её было уже невозможно, и в страшных мучениях («Можно ли на кресте страдать более», - спрашивала она окружающих) через четыре дня она скончалась. Последние слова умирающей были: «Он не виноват – а я». Она просила не винить ни в чем того, кого она любила

«Судьба не могла соединить нас»,- резюмировал, словно оправдываясь, Фет в письме другу. Лучший исследователь его творчества Б. Бухштаб, ища ответ на вопрос о природе этого «жестокого романса», высказал очень тонкую и, пожалуй, верную мысль: «Не был ли Фет вообще способен только на такую любовь, которая тревожит воображение и, сублимируя, изживает себя в творчестве?» Да, несостоявшееся любовное чувство сублимировалось в чувство поэтическое; из него же родились удивительные из таких стихотворений поэт «разговаривает» со «старыми письмами»:

Я с вами осужден, свидетели немые

Весны души моей и сумрачной зимы.

Вы же светлые, святые, молодые,

Как в тот ужасный час, когда прощались мы.

А я доверился предательскому звуку -

Как будто вне любви есть в мире что – нибудь!

Я дерзко оттолкнул писавшую вас руку,

Я осудил себя на вечную разлуку

И с холодом в груди пустился в дальний путь

«Как будто вне любви есть в мире что-нибудь». По существу, это итог. Итог, вобравший в себя свои и чужие страдания, беззаветность женской любви, запоздалые прозрения. И конечно, отблески того огня

После трагичной кончины Марии Лазич к Фету приходит в полной мере осознание любви. Любви неповторимой и единственной. Теперь он всю жизнь будет вспоминать, будет говорить, и петь об этой любви – высокими, прекрасными, удивительными стихами. В одном из самых любимых своих стихотворений Фет писал:

В последний раз твой образ мил

Дерзаю мысленно ласкать,

Будить мечту сердечной силой

И с негой робкой и унылой

Твою любовь воспоминать.

То, что не смогла соединить судьба, соединила поэзия. В его стихах возлюбленная светла и прекрасна, она по-прежнему нежно любит своего поэта, дарит ему покой, спасает от житейской суеты, вдохновляет:

Как гений ты, нежданный, стройный

С небес слетела мне светла,

Смирила ум мой беспокойный,

На лик свой очи привлекла.

Современники отмечали холодность, расчетливость и даже некоторую жестокость Фета в повседневной жизни. Но какой контраст это составляет с другим миром Фета – миром его лирических переживаний, воплощенных в его стихотворениях: он жил этими воспоминаниями, он был погружен в свой собственный мир, ведь только в нем возможно единение с любимой. Фет ощущает себя и любимую (свое «второе я») нераздельно слитыми в другом бытии, реально продолжающемся в мире поэзии: «И хоть жизнь без тебя суждено мне влачить, но мы вместе с тобой, нас нельзя разлучить». Поэт постоянно ощущает духовную близость со своей любимой. Об этом стихотворения «Ты отстрадала, я еще страдаю», «В тиши и мраке таинственной ночи». Он дает любимой торжественное обещание: «Я пронесу твой свет через жизнь земную: он мой – и с ним двойное бытие» («Томительно - призывно и напрасно»). Поэт прямо говорит о «двойном бытии», о том, что его земную жизнь поможет ему принести лишь «бессмертие» его любимой, что она жива в его душе. Действительно, для поэта образ любимой женщины на протяжении всей жизни являлся не только прекрасным и давно ушедшим идеалом другого мира, но и нравственным судьей его земной жизни. С его пера срывались слова любви, раскаяния, тоски, часто удивительные по бесстрашной откровенности. Приведу несколько отрывков:

Давно забытые, под легким слоем пыли,

Черты заветные, вы вновь передо мной

И в час душевных мук мгновенно воскресили

Все, что давно-давно утрачено душой.

Горя огнем стыда, опять встречают взоры

Одну доверчивость, надежду и любовь,

И задушевных слов поблекшие узоры

От сердца моего к ланитам гонят кровь.

Я вами осужден, свидетели немые

Весны души моей и сумрачной зимы.

Вы те же светлые, святые, молодые,

Как в тот ужасный час, когда прощались мы.

Любовная лирика Фета наполнена не только чувством надежды и упования. Она также глубоко трагична. Чувство любви очень противоречиво, это не только радость и блаженство, но и муки, страдания. В стихах часто встречаются такие сочетания, как радость – страдание, «блаженство страданий», «сладость тайных мук». Чувство любви у Фета соткано из противоречий, у него оно представляет гармоническое соединение противоположностей. Например, в стихотворении «Шепот, робкое дыханье» поэт передает «благоухающую свежесть чувств». Оно наполнено светлым радостным настроением, счастьем любви:

Шепот, робкое дыханье,

Трели соловья,

Серебро и колыханье

Сонного ручья,

Свет ночной, ночные тени,

Тени без конца,

Ряд волшебных превращений милого лица,

В дымных тучках пурпур розы,

Отблеск янтаря,

И лобзания, и слезы,

И заря, заря!.

И совсем другие чувства и переживания в стихотворении «Долго снились мне вопли рыданий твоих»:

Долго снились мне вопли рыданий твоих, -

То голос обиды, бессилия плач;

Долго, долго мне снился тот радостный миг,

Как тебя умолил я – несчастный палач.

Подала ты мне руку, спросила: «Идешь?»

Чуть в глазах я заметил две капельки слёз;

Эти искры в глазах и холодную дрожь

Я в бессонные ночи навек перенес.

Возлюбленная в лирике Фета – это образ-воспоминание. Марию не вернуть, но в стихах она оживает, вновь и вновь пробуждая в поэте глубокое, сильное чувство. Фет остался верен ей навсегда: Нет, я не изменил. До старости глубокой я тот же преданный, я раб твоей любви

И много лет прошло, томительных и скучных,

И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,

И веет, как всегда, во вздохах этих звучных,

Что ты одна – вся жизнь, что ты одна – любовь.

Поэт канонизирует образ возлюбленной, принявшей мученическую смерть. Она – «ангел кротости и грусти». Творец благоговейно трепещет перед ней:

Перед тенью милою коленопреклоненной,

В слезах молитвенных я сердцем оживу

И вновь затрепещу, тобою просветленной, -

Но все тебя не назову.

Фет понимал свою вину в том, что не смог предотвратить гибель Марии, поэтому в его любовной лирике очень силен мотив раскаяния. Герой здесь называет себя «несчастным палачом»: ведь, погубив возлюбленную, поэт сломал и собственную жизнь. Теперь ему остались лишь сны и грезы о Марии, а еще мелодия, которую когда-то написал для девушки Ференц Лист:

Какие-то носятся звуки

И льнут к моему изголовью.

Полны они томной разлуки,

Дрожа небывалой любовью.

Для Фета любовь – костер, как и поэзия – пламя, в котором сгорает душа. «Ужель ничто тебе в то время не шепнуло: там человек сгорел!» - восклицает Фет в стихотворении «Когда читала ты мучительные строки». Мне кажется, что так же Фет мог сказать о муке любовных переживаний. Но один раз «сгорев», то есть пережив настоящую любовь, Фет тем не менее не опустошен, и всю свою жизнь он сохранил в памяти свежесть этих чувств и образ любимой. Как то Фета спросили, как может он в его годы так по - юношески писать о любви? Он ответил: по памяти. Благой говорит, что «Фет отличается исключительно прочной поэтической памятью», и приводит в пример стихотворение «На качелях», толчком для написания которого явилось воспоминание 40-летней давности (стихотворение написано в 1890 оду, когда поэту было 70 лет). «Сорок лет тому назад я качался на качелях с девушкой, стоя на доске, а платье ее трещало от ветра», - пишет Фет в письме к Полонскому. И, действительно, Фет отличался исключительно прочной поэтической памятью. «Ты напрасно думаешь, что мои песенки приходят ниоткуда, - писал он Полонскому,- они такие же дары жизни, как и твои». Поэтому, не удивительно, что образ Марии Лазич, память об их отношениях не переставала возникать в его поэзии все последующие десятилетия. Так сложился целый цикл стихов Фета об его утренней заре – первой настоящей большой любви. Причем, больше всего и проникновеннее всего писал об этом Фет в период «вечерних огней», по времени наиболее удаленный от драматического романа с Лазич.

У любви есть слова, те слова не умрут

Нас с тобой ожидает особенный суд;

Он сумеет нас сразу в толпе различить,

И мы вместе придем, нас нельзя разлучить.

Поражает необыкновенная молодость его старческих песен о «таинственной любви». «Чистый луч» - образ любимой, который некогда горел перед поэтом, давно угас, но он – в его памяти в тот миг, когда создается стихотворение, и в этом навсегда теперь он неугасим:

Я пронесу твой свет чрез жизнь земную;

Он мой, - и с ним двойное бытие

Хотя на миг бессмертие твое.

(«Томительно – призывно», 1871)

Читая стихи Фета, я не раз задавала себе банальный вопрос: какие чувства вызывает во мне его любовная поэзия? И не могла ответить. И только потом поняла, что речь должна идти не о чувствах, а, скорее, об ощущениях. Вот так, когда я вспоминаю детство, откуда-то из подсознания выплывают ощущения пережитые мною тогда. Я даже забыла причину своего горя или радости, но само переживание вдруг нахлынуло с той же остротой, какая возможна только в детстве. То же происходило, когда я читала стихи Фета. Есть любовь, вызывающая радость и восторг, а есть другая, вызывающая боль и печать. И это ощущение боли и радости любви передавалось мне при чтении стихов А. А. Фета.

Одно из моих любимых стихотворений «Жду я, тревогой объят». Оно о тревожном ожидании любимой. В этом максимально напряженном состоянии слух человека предельно обострён. Он слышит шорох упавшего листа; звук жука, налетевшего на ель, подобен для него звуку лопнувшей струны. Тревога не только в душе человека, она разлита и в природе, и коростель «хрипло» зовёт свою подругу, словно у него от волненья тоже горло пересохло. Удивительны последние 2-е строчки : герой ещё не увидел свою возлюбленную, не услышал шороха её шагов, он вдруг почувствовал запах весны – это природа возликовала от её появления. В стихах Фета я увидела красоту трепетных, меняющихся на наших глазах состояний человеческой души, наполненность и неповторимость каждого мгновения жизни. Поэтический инструмент очень чуток, любое колебание чувства, изменение состояния души тут же отзовется в стихах Фета – стихотворца ведет вперед впечатление о мире вокруг него, это впечатление живыми образами передается человеку, читающему его стихи. Основываясь на впечатлении, он создает целый яркий, сочный мир вокруг читателя.