Детская речь

«Ребенок захватывает будущее, предсказывая особенностями своей речи будущее состояние племенного языка, а только впоследствии пятится, так сказать, назад, все более приноравливаясь к нормальному языку окружающих».

И. А. Бодуэн де Куртенэ.

Задачи:

1. Определить, в каких частях речи и в каких группах слов наблюдается наибольшее количество совпадений детской речи с фактами истории языка.

2. Определить, какие процессы в области словообразования и лексических значений можно считать тождественным для исторического прошлого языка и детской речи.

3. Раскрыть особенности усвоения детьми морфологических норм.

4. Выявить роль окказионализмов в речи детей.

5. Объяснить причины типичных ошибок в речи детей.

В настоящее время детская речь исследуется не только на уровне инодоевропейских языков, но и в таких языках, как хинди и иврит, турецкий и японский, луо и навахо, цельталь и кечуа. Ведутся исследования языкового онтогенеза на материале языка фарси и койя, суахими и юкатек. Расширенное исследование детской речи бывшего СССР даст возможность изучить не только глубинную природу билингвизма, но и ответить на вопрос, существуют ли межъязыковые признаки, общие для истории языков и для детской речи. Как бы то ни было, детская речь требует самого пристального внимания еще и потому, что за арифметикой своих отклонений приоткрывает алгебру развития языка. Сравнительно недавно считалось, что ребенок, подобно попугаю, способен лишь воспроизводить уже слышанное им. Н. А. Добролюбов считал, что трех- и четырехлетний ребенок сам составляет и производит новые слова по образцу слышанных и «производит почти всегда правильно То же самое можно заметить и о формах: ребенок, не имеющий понятия о грамматике, скажет нам совершенно правильно все падежи, времена, наклонения и т. п. незнакомого ему слова». Этот факт, подтвержденный современными психолингвистическими экспериментами, свидетельствует о том, что, овладевая языком, дети усваивают не только готовый инвентарь языковых единиц, но и правила их конструирования, языковые модели и в соответствии с этими правилами сами создают языковые единицы, которые могут совпадать или не совпадать с существующими в нормативном языке. В способности на основании анализа речи взрослых усваивать языковые модели, правила и заключается речевая одаренность детей, которую К. И. Чуковский был склонен считать даже гениальностью. «Она (т. е. речевая одаренность) проявляется не только в классификации окончаний, приставок и суффиксов, которую он незаметно для себя самого производит в своем двухлетнем уме, но и в той угадке, с которой он при создании нового слова выбирает для подражания необходимый ему образец. Само подражание является здесь творческим актом».

А. Н. Гвоздев писал: «Ребенок все же обаятелен и гениален, и нам смотреть на него сверху вниз не приходится».

Постигая язык, ребенок овладевает сначала языковой системой и только потом – языковой нормой. В тот период, когда система уже освоена ребенком, а норма ему еще не известна, и возникают детские инновации. Все они противоречат норме, но при этом правильны относительно системы, более того – представляют собой прямое ее порождение. Именно последнее обстоятельство и объясняет тот факт, что они кажутся нам такими понятными и естественными, порою даже более удачными, чем «взрослые» слова и формы.

Дети исправляют в нормативной грамматике то, что не вполне соответствует языковой системе, и выступают как строгие и требовательные контролеры нашей речи.

Анализ детских инноваций позволяет обнаружить огромные ресурсы слово- и формообразования, имеющиеся в языке.

Поистине, ребенок есть величайший умственный труженик нашей планеты, который, к счастью, даже не подозревает об этом.

Период словотворчества остался у детей позади, знание родного языка уже прочно завоевано ими. Теперь, на пороге школы, перед ними новая задача: осознать и осмыслить теоретически то, что в возрасте от двух до пяти они инстинктивно узнавали на практике.

С этой труднейшей задачей справляются они превосходно, чего не могло бы случиться, если бы на восьмом году жизни их речевая одаренность угасла совсем.

Уже давно установлено, что в возрасте около года запас слов у ребенка исчисляется единицами; к концу второго года достигает двухсот пятидесяти – трехсот слов, а концу третьего года доходит до тысячи, то есть сразу, всего в один год, ребенок утрачивает свой словарный запас, после чего накопление слов происходит уже более медленно. То же относится и к грамматическим формам, которыми овладевает в ту пору ребенок. У ребенка в возрасте от трех до четырех лет лингвистическая одаренность ребенка проявляется с особенной силой.

Связь детской речи с историей языка

Мысль о том, что человек в своем развитии повторяет основные этапы эволюции человеческого рода, давно уже стала хрестоматийной.

Детская речь – это именно речь, и, записывая высказывания малолетних носителей языка, мы не можем забывать, что перед нами разговорный стиль речи, эталоном, идеалом которой для ребенка служит разговорная речь взрослых.

Разумеется, самыми красноречивыми и убедительными фактами являются случаи совпадения детского слова и архаизма. И в детской речи и в истории языка два ведущих морфологических класса: существительные и глаголы – характеризуются наибольшей интенсивностью словообразовательных процессов.

В классе имен существительных можно выделить две группы слов, совпадающих в древнерусском языке и детской речи. Первую группу составляют отглагольные существительные , образованные безаффиксным способом: за ворот ( в значении «поворот»). Капь – состояние по глаголу капать. Вели великой государь тое Покровскую церковь починить и капи унять. – В лесу дождик все закапал. Такая капь везде. (3 г. 8 мес. ).

Вторую, еще более продуктивную группу, составляют отглагольные существительные с суффиксами -ений-, -ний-, совпадающие в историческом прошлом языка и в детской речи: бежание, боление. Гулянье – «прогулка». Учитель давал свободу для гулянья. – Я до гуляния успею? (5 лет 5 мес. ).

В классе глаголов, наряду с единичными совпадениями слов, также можно выделить некоторые словообразовательные модели, типичные для древнерусского языка и детской речи. Это прежде всего глаголы с приставкой -из, выражающие значение «распространить действие на много объектов»: изворовать, изморить.

Вторую группу совпадающих глаголов составляют с приставкой -на: нагрязнить, наискать, наспаться.

Совпадение результатов словообразования в детской речи и в древнерусском или старорусском языке нельзя абсолютизировать. Слова могут различаться своими значениями: например, домовский в старорусском языке – «относящийся к дому архирея», в детской речи – к обычному дому. Слова могут различаться грамматическими признаками: древнерусское затопь женского рода, в детской речи затоп – мужского рода. В словах может не совпадать ударение: зверно́й и зве́рный.

Отсутствие в лексике ребенка крайне необходимых ему слов приводит к тому, что усвоенное слово начинает работать «за двоих», на пределе своих словообразовательных возможностей, что и приводит к избыточному словопроизводству в детской речи.

Продемонстрируем избыточность детского словотворчества на примере словообразовательного гнезда шутить.

Как видим, в детской речи используются огромные возможности образования слов. Избыточность словопроизводства необходима для развития речи ребенка.

Теперь обратимся к значениям слов. В этой области мы также наблюдаем точки соприконовения древнерусского языка и детской речи. В современном и в древнерусском языке существует огромное количество сверхмногозначных слов.

В детской речи, где мы сталкиваемся с нечеткостью, размытостью понятий, что приводит к частым замещениям неизвестных слов известными, к аппликации смыслов. Итак, лексическая неполнота детской речи порождает не только усиленное словотворчество, но и смелость замещения одних слов другими, равную поэтической смелости. Отсюда обилие «непреднамеренных» метафор в детской речи.

Не зная объема понятия, ребенок использует слово по большому счету.

Особый интерес представляет сравнение синтаксического строя детской речи с синтаксисом древнерусского языка. Когда ребенок говорит: «Пусть они пойдут лису искать скушать», в синтаксисе детской речи слышны отголоски синтаксического строя древнерусского языка. Сходство наблюдается в оформлении отрицательных конструкций и безличных предложений, в постепенном переходе от бессоюзия к союзию, в обилии начинательных частиц.

И детская речь и исторический синтаксис характеризует так называемое цепное нанизывание предложений, т. е. обилие начинательно-соединительных союзов в каждом предложении текста.

Цепное нанизывание предложений – характерная ошибка в детских сочинения и изложениях: «Кай старался отцепить санки, а они точно приросли, а седок поворачивался и мотал головой».

Как видим, сопоставление истории языка и детской речи – интереснейший гносеологический прием, позволяющий глубже взглянуть на целый узел проблем. Детская речь требует самого пристального внимания.

Усвоение детьми морфологических норм

Не сразу примиряются дети с тем обстоятельством, что «отнесенность неодушевленных к мужскому, женскому или среднему роду семантически необъяснима и условна». Так, мальчик отказывается называть царапину на своем пальце царапиной, ему кажется более подходящим «мужское» слово «царап»: «Это у Муси, если царапина, а я мальчик, у меня царап!» Нелогичным кажется детям и то, что в языке взрослых одним существительным может обозначаться как самец, так и самка животного: «Синица – тетенька, а дяденька – синиц!» В недоумение приводит их факт существования слов общего рода, таких, как пьяница, забияка, слуга и т. п. Опираясь на формальные признаки – систему окончаний, дети обычно осмысливают эти слова как существительные женского рода, образуя от них в случае надобности существительные мужского рода, изменяющиеся по второму склонению: «твой слуг», «какой пьяниц». Фиксируется в речевых инновациях и другая имеющаяся в нормативном языке непоследовательность: ряд существительных на -а- , изменяющихся по первому склонению, относится не женскому, а к мужскому роду в соответсвии со всей семантикой. Не подвергая сомнению правомерность их отнесения к мужскому роду, ребенок требует, чтобы этот факт последовательно отражался в словоизменении: «А почему папа – он? Надо бы пап, а не папа»; «Папа, ты мужчина?».

Особенно сложна для усвоения глагольная парадигматика, правила образования глагольных форм усваиваются ребенком не сразу. Здесь особенно отчетливо ощущается движение от познания и использования самых общих системных правил образования форм по все более узким и частным правилам. Отсюда - обилие в речи детей «системных», но противоречащих норме образований: «прижмался», «поцелул», «спей», «нарисовай».

Совершенно справедливо следующее наблюдение К. И. Чуковского: «Неправильными глаголами дети распоряжаются так, словно это глаголы правильные, и с математической точностью от одной формы производят по аналогии все прочие».

Роль окказионализмов в речи детей

У двухлетних и трехлетних детей такое сильное чутье языка, что создаваемые ими слова отнюдь не кажутся калеками или уродами речи, а, напротив, очень метки, изящны, естественны: и «сердитки», и «духлая», и «красавлюсь», и «всехный».

Сплошь и рядом случается, что ребенок изобретает слова, которые уже есть в языке, но неизвестны ни ему, ни окружающим.

Один трехлетний ребенок выдумал слово пулять и пулял, даже не подозревая о том, что это слово спокон веку существует на Дону, в Воронежской и Ярославской областях. Другой ребенок сам додумался до слова никчемный. Третий изобрел слова обутки и одетки, совершенно не зная о том, что именно эти два слова точно в таком же сочетании существуют в течение столетий на севере в Олонецком крае.

Почему ребенку говорят о лошади - лошадка? Ведь лошадь для ребенка огромна. Может ли он звать ее уменьшительным именем? Чувствуя всю фальшь этого уменьшительного, он делает из лошадки – лошаду, подчеркивая тем ее громадность. И это у него происходит не только с лошадкой: подушка для него зачастую – подуха, чашка – чаха, одуванчик – одуван, гребешок – гребёх.

Во всех этих случаях ребенок поступает точно так же, как поступал Маяковский, образуя от слова щенок форму щен:

Изо всех щенячьих сил

Нищий щен заголосил.

Переиначивая наши слова, ребенок чаще всего не замечает своего словотворчества и остается в уверенности, будто правильно повторяет услышанное.

Конечно, чтобы воспринять наш язык, ребенок в своем словотворчестве копирует взрослых. Дико было бы думать, что он в какой бы то ни было мере, создает наш язык, изменяет его грамматический строй, его словарный состав.

Сам того не подозревая, он направляет все свои усилия к тому, чтобы путем аналогий усвоить созданное многими поколениями взрослых языковое богатство.

Но применяет он эти аналогии с таким мастерством, с такой чуткостью к смыслу и значению тех элементов, из которых слагается слово, что нельзя не восхищаться замечательной силой его сообразительности, внимания и памяти, проявляющейся в этой трудной повседневной работе.

Когда трехлетняя Нина впервые увидела в саду червяка, она зашептала в испуге:

Мама, мама, какой ползук!

И этим окончанием -ук- великолепно выразила свое паническое отношение к чудовищу. Не ползеныш, не ползушка, не ползунчик, а неприменно ползук! Конечно, этот ползук не изобретен ребенком. Тут подражание таким словам, как жук и паук.

А трехлетний Юра, помогая своей матери снарядить маленького Васю на прогулку, вытащил из-под кровати Васины ботинки, калоши, чулки и гамаши и, подавая, сказал:

Вот и все Васино обувало!

Одним этим словом «обувало» он сразу обозначил все четыре предмета, которые имели отношение к обуви.

Конечно, когда мы говорим о творческой силе ребенка, о его чуткости, о его речевой гениальности, мы, хотя и не считаем этих выражений гиперболами, все же не должны забывать, что общей основой всех названных качеств является подражание, так как всякое новое слово, создаваемое ребенком, творится им в соответствии с нормами, которые даны ему взрослыми.

Свои языковые и мыслительные навыки ребенок приобретает лишь в общении с другими людьми.

Только это общение и делает его человеком, то есть существом говорящим и думающим. Но если бы общение с другими людьми не выработало в нем на короткое время особую, повышенную чуткость к речевому материалу, который дают ему взрослые, он остался бы до конца своих дней в области родного языка иностранцем, бездушно повторяющим мертвые штампы учебников.

Иное «созданное» ребенком речение, кажущееся нам таким самобытным возникло, в сущности, лишь потому, что ребенок слишком прямолинейно применяет к словам эти нормы, не догадываясь ни о каких исключениях. Все это так. Но в то же время в этом чувствуется огромная речевая одаренность ребенка.

Она заключается не только в классификации окончаний, приставок и суффиксов, которую он незаметно для себя самого производит в своем двухлетнем уме, но и в той угадке, с которой он при создании нового слова выбирает для подражания необходимый ему образец. Самое подражание является здесь творческим актом.

Типичные ошибки в речи детей

В большинстве случаев дети только к тому и стремятся, чтобы возможно точнее скопировать старших. Но, пытаясь воспроизвести во всей точности нашу «взрослую» речь, они бессознательно исправляют ее, причем, повторяю, изумительна та виртуозность, с которой, переменяя в услышанном слове один только звук, они заставляют это слово подчиниться их логике, их ощущению вещей.

Ребенок бессознательно требует, чтобы в звуке был смысл, чтобы в слове был живой, осязаемый образ; а если этого нет, ребенок сам придаст непонятному слову желательные образ и смысл.

Вентилятор – вертилятор

Паутина – паукина

Пружинка – кружинка

Милиционер – улиционер

Буравчик – дырявчик

Рецепт – прицепт

Коклюш – кашлюш

Таким образом, мы убеждаемся снова и снова, что развитие речи ребенка являет собою единство подражания и творчества.

И заметьте, как действенны эти ребячьи слова. В большинстве случаев они изображают предметы исключительно со стороны их действия.

Копатка – то, чем копают

Колоток – то, чем колотят

Цепля – то, чем цепляют

Лизык – то, чем лижет

Мазелин – то, чем мажут

Кусарики – то, чем кусают

Почти все исправления вносимые ребенком в нашу «взрослую» речь, заключаются именно в том, что он выдвигает на первое место динамику.

Так велико у детей тяготение к глаголу, что им буквально не хватает глаголов, существующих во «взрослом» языке. Приходится создавать свои собственные.

Нет, кажется, такого существительного, которое ребенок не превратил бы в глагол:

Часы часикают.

Не балалай, пожалуйста!

Я уже начаепился.

Словом, на каждом шагу обнаруживается, что наших глаголов детям недостаточно.

Остолбенеть – от слова столб

Приземляться – от слова земля

Обезьянничать – от слова обезьяна

Каждое новое поколение детей всегда создает снова и снова великое множество подобных глаголов, не замечая своего языкового новаторства. Активность оглаголивания имен существительных снижается у них лишь по мере того, как они выходят из дошкольного возраста.

Любопытная особенность детских приставок: они никогда не срастаются с корнем. Ребенок отрывает их от корня и легче и чаще, чем взрослые. Он, например, говорит:

Я сперва боялся трамвая, а потом вык, вык и привык.

Он не сомневается в том, что если есть «привык», то должно быть и «вык».

Другое старинное слово я слышала от детей много раз, когда говорила им «нельзя». Они отвечали: «Нет, льзя». И это льзя напоминало Державина:

Льзя ли розой не назвать?

Льзя, лепый, вежа – эти древние слова умерли лет полтораста назад, и ребенок, не подозревая об этом, воскрешает их лишь потому, что ему неизвестна их неразрывная спайка с частицей «не».

Известно, что ребенок в возрасте «от двух до пяти», а зачастую и в более старшем образуют большое количество форм существительных, не соответствующих норме современного языка, например: «одна людь», «за этой кроватей», «такое чудесо», «песы», «совоки».

Основная причина детских речевых ошибок заключается в том, что дети постигают общие языковые правила значительно раньше, чем частные языковые правила. Ребенок, как писал К. И. Чуковский, «не знает никаких исключений из общего правила».

Большая часть детских речевых ошибок в рассматриваемой нами области заключается в том, что дети образуют формы существительных, опираясь на усвоенное ими общее правило, в то время как в нормативном языке форма образована более сложным образом: с использованием перемещения ударения, чередований и т. п.

Одна из самых распространенных ошибок детской речи – унификация акцентного вида парадигм, т. е. закрепление ударения за определенным слогом в слове. Образцом, по которому оказываются перестроенными все другие формы именительного падежа единственного числа: «сто́ла нет»; «землю́ копали»; «по́ездов много на станции».

Устранение чередования е и о с нулем звука, т. е. беглости гласных. В речи детей распространены случаи аналогического воздействия форм именительного падежа единственного числа на все прочие формы, при этом гласный в основе сохраняется: «Пёсов надо жалеть»; «Кусоки всюду валяются»; «Над костёром дым». В случаях, когда явление беглости гласного имеется в неисходных формах слова, они, как правило, модифицируются в речи детей под воздействием исходной формы: «У меня много сёстр»; «Блюдц у нас больше нет». Постепенно ребенок овладевает словоизменением существительных, имеющих беглые гласные в основе, при этом иногда обнаруживается одно любопытное явление.

Устранение чередований конечных согласных основы. Чередование конечных согласных основы встречается главным образом в существительных, имеющих одновременно наращение звука [й] в основе множественного числа. Ухо – уши, черт – черти, колено – колени – это существительные, в основах которых наращения отсутствуют. Анализируя окказиональные формы этих существительных в детской речи, можно выявить случаи воздействия как исходной формы на неисходную («Ухи выкрашу зайчику»), так и неисходной на исходную («Один уш болит»).

Унификация основ, имеющих в нормативном языке наращения или различающихся суффиксами. Особенно часто подвергаются изменениям существительные, имеющие в основе множественного числа наращение [й]. В речи детей [й] регулярно устраняется, формы множественного числа образуются от той же основы, что и формы единственного числа. При этом устраняется чередование последних согласных основы: «К другам своим пойду»; «Большие комы снега». В форме именительного падежа множественного числа, как правило, одновременно происходит и замена флексий: флексия -а заменяется на -и/ы.

Устранение супплетивизма. Супплетивизм, т. е. полное материальное различие основ при сохранении тождества слова, есть явление, безусловно противоречащее языковой системе. Парадигма слова, «разрубленная пополам», плохо воспринимается детьми, которые предпочитают образование форм от единой основы. При этом среди детских окказионализмов встречаются как случаи образования форм множественного числа от основы единственного числа, так и случаи обратного рода. «Людей в городе совсем не осталось. Одна людь только»; «Один деть и с ним взрослый» и «Хорошие человеки так не делают»; «Ребенков кормят молоком?».

Известно, что дети овладевают категорией рода позднее, чем другими грамматическими категориями существительного, причем в первую очередь усваивается род тех существительных, у которых он семантически мотивирован. В течение определенного времени в речи маленьких детей представлена двухродовая (мужской и женский) система.

Рассмотрим наиболее характерные для детской речи окказиональные формы, связанные с неверным выбором падежной флексии.

Расформирование третьего склонения. 3-е склонение расформировывается двумя основными способами. Во-первых, может оказаться измененным род существительного («этот кровать»), и существительное автоматически переводится во 2-е склонение. Во-вторых, без изменения рода существительного оказывается переведенным из 3-го склонения в 1-е. «Это твоя веща?»; «большая кроватя». Часто заменяется флексией -у нулевая флексия в винительном падеже единственного числа: «Нажимай на педалю»; «Выбрось эту дряню».

Изменение склонения слов типа дядя. Склонение существительных данного типа относится к аномальным явлениям языка. Относясь к мужскому роду, существительные изменяются по 1-му «женскому» склонению. «Папа, ты мужчин?»; «С лысым дядьком повстречались».

Замена флексии -ой на флексию -ом в творительном падеже единственного числа. Флексия -ом вытесняет флексию -ой не только у существительных мужского рода, относящихся к 1-му склонению, но шире - у многих существительных 1-го склонения независимо от их рода: «Удочком рыбу ловили»; «Я вилком ем».

Замена флексий в форме именительного падежа множественного числа. В нормативном языке в данной форме употребляются два окончания: -и (ы) и -а. В детской речи наблюдается отчетливо выраженная тенденция заменить окончание -а окончанием -и(-ы) («Поезды гудят»; «Зерны какие маленькие»; «Перилы сломались»; «Листьи пожелтели уже»; «Поросяты маму сосут»).

Замена флексий в форме родительного падежа множественного числа. В этой форме в нормативном языке употребляются, как известно, три флексии -ов (-ев), -ей и нулевая. «Сколько шмелей! А комарей еще больше!».

Анализ детских окказиональных форм с неопровержимостью свидетельствует о том, что ни одна из них не является случайной. Все они в значительной степени прогнозируемы. Сам факт детских окказициональных форм обусловлен сложностью устройства внутреннего механизма языка, включающего набор правил разной степени обобщенности.

Фразеологизмы

С трудом и не сразу усваивают дети фразеологизмы – устойчивые словосочетания, наделенные целостными значениями. Те фразеологизмы, которые сохранили свои прототипы в современном языке, могут быть неверно истолкованы детьми, т. е. поняты в буквальном смысле. Фразеологизм при этом как бы расформировывается, т. е. перестает существовать как цельная языковая единица. Буквально истолковав фразеологизм собаку съесть, мальчик спрятал от пришедшей в дом своего любимого пса, так как слышал, что гостья «собаку съела в каком-то деле». Второй поставил в неловкое положение родителей, разыскивая в доме, куда они пришли, кур, - он неоднократно слышал от родителей, что у хозяина «денег куры не клюют». Там, где для нас - привычные комбинации примелькавшихся фраз, стертых от многолетнего вращения в мозгу и потому уже не ощущаемых нами, для ребенка – это первозданная речь, где каждое слово еще ощутимо.

Изучив данную проблему, проанализировав особенности детской речи, я пришла к следующим выводам.

Во-первых, детская речь требует самого пристального внимания, потому что это помогает в изучении истории языка.

Во-вторых, детская речь – это проявление творчества. В речи детей мы наблюдаем образование множества новых слов и форм. Это является свидетельством того, что у ребенка необычный взгляд на жизненные явления.

В-третьих, детская речь – это именно речь и, записывая высказывания малышей, мы не можем забывать, что перед нами разговорный стиль речи, эталоном которой для ребенка служит разговорная речь взрослых.

Установление взаимоотношений с ребенком на основе понимания речи позволяет взрослому руководить его поведением.

Воспитывая ребенка, общаясь с ним с помощью речи, взрослый ставит его перед задачей активно воспринимать, запоминать, осмысливать и оценивать то, что его окружает, и его собственную деятельность.

Правильная организация воспитательной работы обеспечивает нормальное психическое развитие ребенка, в том числе своевременное развитие его речи.

Воспитание детей имеет решающее значение в их развитии. Взрослый, воспитывая ребенка, приобщает его к социальному опыту, отложившемуся в способах практической и теоретической деятельности человека, в языке – наследии всех человеческих поколений.

Язык есть удивительнейшее и совершеннейшее творение народной культуры.

Способность членораздельной речи является одним из наиболее значительных и характерных проявлений развития человеческой личности.

Развивающаяся речь способствует развитию личности в целом, и любая из сторон развития личности содействует развитию языка.

Образцы неправильных слов и высказываний детей с общим недоразвитием речи

Здесь приводятся характерные примеры аномальной детской речи, которые иллюстрируют теоретические положения данной работы. Оригинальные детские слова и высказывания, незначительную часть которых мы здесь представляем, собирались в течение многих лет при первичном обследовании речи детей.

При обследовании речи было замечено, что одни и те же нарушения языковых норм наблюдаются у детей разного возраста и с разными речевыми диагнозами, что в процессе развития их речи «исчезают» одни неправильные слова и «появляются» другие, увеличивается количество слогов в воспроизводимых словах, расширяется словарный запас, усваиваются первые грамматические построения.

Первоначально лексикон детей состоит из отдельных слов, т. е. : несколько правильно произносимых слов в 1-2 слога, состоящих из звуков раннего онтогенеза речи;

«контурные» слова в 1-2 слога, редко в 3 слога; слова – звукоподражания; слова – фрагменты названия предметов, животных; слова – фрагменты названия действий, модальности, очень редко признаков предметов.

Люда Б. , 2г. 8мес. , общее количество слов – 23

Би-би – называет игрушку-машинку

Мяу – просит игрушечную кошку

Бо-бо – показывает завязанный пальчик

Ам-ам – достает из шкафа игрушечную собачку

Марина Т. , 3г. 7мес. , общее количество слов – 27

Ма – называет мать

Па – называет отца

У – утка

Ни ва – нет зайчика

Ти – просит птичку

Папа ди – папа, пойдем

Захар П. , 3г. 11мес. , общее количество слов – 40

Мам, я – просит яблоко

Дай се – дай еще

Ни – книга

Да то? – спрашивает: «Где это?»

Лариса А. , 3г. 11мес. , общее количество слов – 44

Мама, ати мяу тона – мама, смотри кошка черная

У меня там ду-ду – у меня там дудочка

Поеди на атоба, да? – поедем на автобусе, да?

Бия тю – убери в сумку.

Приложение Б

Существительных 20%

Существительных, имеющих характер глагола (или сопряженных с глаголом)

Глаголов

прилагательных

Ребенок слышит на? е? со? Стола? под?ом?

Ребенок воспроизводит ае атойе ае

Типичные ошибки.

Паутина Паукина

Пружинка Кружинка

Милиционер Улиционер

Буравчик Дырявчик

Рецепт Прицепт

Коклюш Кашлюш

Субы Зубы

Тонь Конь

Бячик Мячик

Хумка Сумка

Сляпа Шляпа

Бомик Домик

Дишня Вишня

Кодка лодка

У ребенка У взрослого

Имен прилагательных 9% 22%

Имен существительных 60% 68%

Глаголов 20% 11%

- шутить/пошутить шут шутный пошутитель шутка шутно по-шутному шуточка шуточный шутилка шутливый шутливо по-шуточному шуточно